Мальчишка сперва испугался нового слуги. Затем, мстя за свой страх, за естественные неудачи в воинской науке, просто — за силу своего раба, начал его… гнобить.
Воспитывать Джафара так, как его самого воспитывали — Салман не мог. За такие шутки с сыном хозяина — убьют сразу. Не глядя на рост, вес и мастерство.
Весь комплект гадостей, которые может сделать воспитателю воспитанник — были исполнены. В процесс были активно вовлечены и другие слуги. Пошла коллективная травля «Чёрного ужаса». Ужас он внушал всем, поэтому и травили его все. Ответить он не мог, потому что мальчишка всегда принимал сторону его противника, а владетель — сторону сына.
Самый сильный зверь — слон — больше всего боится мышей. Самый сильный человек Янина был не в силах ответить на поток унижений, оскорблений и издевательств со стороны слуг, рабов и соседей. Помимо неизбежности наказания и привычки к повиновению господину, вбитого «с молоком матери», Салмана удерживала клятва верности, принесённая владетелю.
Сегодня, в ходе нашего штурма, владетеля убили — клятва отпала. Захват нами городка освобождал от неизбежности наказания, а привычку к покорности… — Салман превозмог. И сделал, наконец то, о чём мечтал весь последний год — отомстил.
Вынужденный, по приказу господина, сидеть возле женщин и детей, а не биться с врагами на стенах, как и положено воину, он присоединился к их попытке спастись.
Управитель дома, поняв, что дело плохо, возглавил спасение семьи владетеля и ближайших слуг: указал тайный путь в подземелье. Предполагалось, что беглецы отсидятся до ночи под землёй, а ночью выберутся тайным ходом на берег Волги, проберутся вокруг Лба и там… Там должны были быть лодки рыбаков, служивших владетелю.
Не смотря на некоторую авантюрность, этот план имел смысл: для населения захваченного города самое главное не попасться на глаза чужеземным воинам в первые часы после штурма. Озверевшие и одуревшие от боя люди легко выхватывают оружие и пускают его в ход, совершенно не задумываясь. Не понимая не только чужих слов, но и самих себя.
Пехотные подразделения Красной Армии после рукопашного боя отводили на трое суток в тыл, в средневековье взятые штурмом города отдают на три дня войскам на разграбление. И дело не только в имущественном стимуле для атакующей армии — дело в невозможности управлять озверевшими людьми. Если начать наводить дисциплину — многие из вчерашних героев окажутся преступниками. Бывшие первыми на стене станут первыми на плахе.
Салман сломал план эвакуации. Разместив гражданских в подземелье, он их там и запер. А своего малолетнего мучителя — вытащил, разложил и поимел. Получая огромное удовольствие от криков о помощи, о пощаде, от трепыхания этого мягкого, привыкшего к хорошей еде и удобной одежде, не привыкшего к тяжёлому труду, тельца. И вообще — удовольствие.
Теперь, исполнив давнюю мечту, он был равнодушен к своей судьбе.
«Мир и благословение Аллаха лучшему из творений, нашему Пророку Мухаммаду, да благословит его Аллах и приветствует, который сказал: «Часто поминайте конец всех удовольствий — смерть».
Всевышний также сказал:
«Если бы ты видел, как ангелы успокаивают неверных и бьют их по лицу и ниже спины [со словами] «Вкусите наказание огненное за то, что сотворили ваши десницы! Аллах никогда не притесняет своих рабов».
Так чего ему, Салману, волноваться? Что «конец всех удовольствий — смерть» — общеизвестно. А ангельский мордобой и огненная порка — ему не грозят. «Аллах никогда не притесняет своих рабов».
Ребятишки выволакивали из подземелья гарем и прислугу покойного владетеля. Терентий, поставленный на «сбор урожая» раздражённо повторял, несколько только что выученных фраз по-тюркски:
— Тум реддедер. Мусевхерат — сол, гюим — догру. (Снимай с себя всё. Украшения — влево, одежду — вправо).
Женщин заставляли распускать косы и приседать, расставив ноги. Находили не только нитки жемчуга, драгоценные камни, золотые вещи, но и оружие. Потом кидали им что-то из снятого с убитых во дворе тряпья — прикрыть наготу. Хотя — не всем. Трёх-четырёх — у стенки поставили. Пейзаж для релаксации…
Из подземелья периодически доносились восторженный вопли Николашки: он добрался до казны. И прочего барахла.
Накапливающийся вокруг нас разно-хоругвенный народ начал волноваться. И по теме — «бабы», и по теме — «барахло». Но тут из лагеря ребята принесли Марану. И все поняли, что «глухая исповедь» — самое актуальное изобретение человечества. В смысле: у каждого есть возможность сдохнуть. Не сопровождая это ненужными звуками.
Марана сходу заняла аналог местной поварни — хоть воду можно подогреть. Развернула там лазарет. Как не крути, хоть и куда меньше, чем в Бряхимовском бою, но потери у меня есть. Туда же отволокли и этого… Джафара.
По нормам 21 века — педофилия в особо жестокой форме. Но здесь… Это даже не «Святая Русь» — на Востоке мальчик в 10 лет может быть военачальником. Может требовать «припадания к земле пред моим сапогом» от взрослых, умудрённых, опытных воинов. Может быть женат, может предавать казни людей и целые города. Имеет право свершать деяния. Значит — должен отвечать за содеянное. В такой же мере, как и совершать.
Ни Салман, ни Джафар, ни остальные не воспринимают произошедшее, как сексуальное насилие взрослого над ребёнком. Для них это… социальная революция? «Верхи» — не смогли поддерживать свою «верхность», «низам» — надоела их «низость». Взбунтовавшийся раб сумел отомстить злому хозяину. «Восстание Спартака» в виде единичного «спартака» страхолюдного вида. Типа как у Твена о революциях: «Простолюдины взыскали полной мерой — по капле аристократической крови за каждую бочку пролитой своей».
Причём, судя по комментам шёпотом, народом отмечается гуманизм и человеколюбие Салмана:
— Мог ведь и ноги поломать, и глаза выдавить, и печень у живого вырвать, а так… владетель-то наш по-молоду и сам…
Меня от этого… передёргивает. «Они же дети»… Но «право» всегда сопровождается ответственностью за его применение. Иначе это безответственность. Самодурство. Следствием которого является бесправие. Ломать исконно-посконные обычаи сотен этносов, десятков поколений, сотен миллионов людей… просто потому, что я привык к иному… Я не настолько империалист.
А по христианству: «И воздам каждому по делам его» — с какого возраста — не указано.
Во дворе начался шум — пришлось выглянуть. Резан сцепился с какими-то… из Углича, кажется. Халат шёлковый на покойнике не поделили. Пришлось объяснить воинам, что когда мы тут кровь проливали и замок владетеля брали, они там, на пляжу, сидели да задницы свои берегли. Соратники обиделись, начали возражать, начали рукава засучивать.
Тут в ворота цитадели въехали конные. Князья заявились.
Боголюбский осмотрел ограниченное высокими стенами пространство, поморщился и выразился в смысле:
— Не подойдёт. Другое место надо найти.
А Живчик кинулся ко мне с восторгом:
— Ванька! Плешивый! Ну ты и молодец! Ну у тебя ума палата! Ну ты и зах…ячил со своей телегой! Мы ж на стену как по мостовой — бегом! Без заботы и несуразиц! Как к себе в терем!
И добавил, обращаясь к Боголюбскому:
— Ловок. Ой, ловок. Такую штуку уделал. И — храбр. Первым на стену заскочил. Как на совете и сказывал. И вон туда — на самую верхотуру — тоже первым.
Боголюбский был, явно, чем-то раздражён или встревожен. Это для меня, для остальных воинов — всё, победа. Можно покурить и оправится. А для него сегодняшняя удача — только шаг. На длинной дороге, которая называется «воинский поход».
Он, чуть повернувшись всем корпусом в сторону Володши, произнёс:
— За храбрость и смекалку — наградить.
К Живчику:
— Размещай людей. Смотри, чтобы без драк и пожаров.
И сыну:
— В другом углу, где владетеля добивали — дом гожий. Поехали.
Муромский Юрий-Живчик начал указывать — где каким отрядам становиться. Гридни его, естественно, заняли «полутороэтажное палаццо», начали костры жечь, мясо жарить, девок мять. Посторонних со двора — гнали за ворота, тащили и делили хабар и полон… Мастера! Всё-таки гридни — элита вооружённых сил «Святой Руси». Их с младенчества натаскивают. Когда 12-13-летний дружинный отрок чётко бьёт здорового мужика-булгарина ножнами меча между ног, так что тот всякое желание спорить по теме — куда это его жену тащат, мгновенно теряет… Выучка, однако. Навык, епрст.