И ещё: обычный размер здешних русских городков 120–150 дворов. А здесь Ванька толкует о трёх сотнях хозяйств. Врёт, понятно. Но если хоть половина… Это — целый русский городок. Целый… Сразу… Русский…. На Стрелке…
Он задумчиво смотрел на меня. А я — аж трепетал в ожидании его решения. Ну что ты молчишь, остолоп боголюблюйский! Давай, решайся!
Мой взгляд зацепился за икону. А, кстати…
— И вот ещё что, княже. Прошу повелеть: брать мне во Всеволжск, давая корм, и кров, и одежду, и занятие посильное, и уход добрый, вдов, и сирот, и калечных, и убогих, и юродивых, и нищих, и меж дворов без дела шатающихся, и иных, кто сам себя прокормить не может, со всей Руси.
Андрей аж вскинулся, все свои планы-расчёты бросил. Уставился на меня в изумлении. Потом проследил мой взгляд. Сам посмотрел на Богородицу. Потом на меня. Потом снова на неё.
— Это что, она… надоумила?
Я кивнул, не отрываясь от разглядывания иконы. С умильной улыбкой радостного идиота.
— Нет. Надорвёшься, не вытянешь. Всё горе со всей Святой Руси в одно место собрать… прокормить-обиходить…
— Не вытяну? С её-то помощью?! Андрей, брат, ты в бога-то веруешь?! А что ж… ахинею несёшь? Ты лучше подумай — чем в таком богоугодном деле помочь можешь? Особенно — по-первости. Топоры нужны. Лопаты. Одежда тёплая: овчины, шапки, рукавицы. Хлебцем бы разжиться где… Но самое первое — вели писцу указ составить. Об основании города Всеволжска.
Андрей снова одурел. От моего напора, от готовности перейти к конкретным вопросам, от… от полной перемены темы и обстановки. Он хмыкнул, заглянул в свой пустой кубок. Подкинул его на руке, явно вспоминая сегодняшнюю дискуссию о пророках применительно к падающим стаканам.
Подёргал, то извлекая чуть, то снова убирая в ножны, меч святого Бориса, так и лежащий у него на коленях. Поглядел на Богородицу, будто советуясь, будто спрашивая: а видела ли Пресвятая Дева весь сегодняшний ночной цирк? И что она по этому поводу скажет? Рявкнул в пространство над моей головой:
— Маноха! Писца!
И, несколько озадачено — самому себе, всему произошедшему этой ночью, несколько смущенный от неожиданности собственного решения, негромко, чуть даже завистливо, произнёс:
— Ну ты… ух и ловок. Брат.
Для меня, в моей судьбе этот разговор с Андреем… Это как долго барахтаться, задыхаясь, путаясь в водорослях в какой-то тёмной воде и вдруг выскочить на поверхность. К воздуху, к солнцу, к жизни.
Я не смог изнутри пробить «асфальт на темечке» — я из-под него выскочил. Стрелка, Всеволжск стали для меня… домом. Который я строил и перестраивал. Там меня всегда ждали, там была моя опора. Моё место.
Название «Всеволжск» — от Волги. Однако, чем более возрастала слава моего города, чем шире распространялась власть моя, тем чаще называли его Всеволожск — от власти, от «володеть». Впрочем, в русском языке частенько полно- и неполно-гласные формы меняют друг друга.
Надо ли объяснять, что мой непонятный народу «выпрыг из-под топора», да ещё с прибылью, с уважением и вниманием Боголюбского, хоть бы по временам и враждебным, вызвал в войске массу толков и пересудов? Ну не убивают на Святой Руси князей запросто так! И меня тут же наградили новым прозванием: «Княжья смерть».
Э-эх, знали бы они… сколь мне придётся подтверждать справедливость прозвища.
Мы довольно долго и нудно обсасывали каждую формулу «Указа об основании…». Бить писца не пришлось, а вот наезжать… Андрей довольно быстро ушёл спать — хоть он и крепок, а надо отдохнуть. Маноха молчал, будто воды в рот набрал. Только вздыхал тяжело. А мы с писцом шепотом ругались. Я не знал стандартных формул княжеских указов, пытался каждое слово, каждую запятую проверить «на зуб», на всевозможные ситуации. Некоторые вещи, которые мы не проговаривали с Андреем, пришлось додумывать самому.
Итак:
1. Высылка.
Но не «вечная», а до особого распоряжения. А то — как же я буду в делах Софьи Кучковны разбираться? А разбираться — мне. Иначе, если сыск возложат, к примеру, на Маноху, то ему и голову срубят. По завершению процесса сбора доказательств и установления обстоятельств. Мне… тоже. Наверное. Но у меня есть «парашюты». И ещё будут.
2. Ссылка.
Но не на Дятловы горы, а «во Стрелку с волостью». Понятно же, чтобы город поднять — ограничивать моё перемещение 10 верстами береговой линии — неразумно.
3. Волость.
Какая-то территория должна кормить и управляться новым городком. Какая?
Базовый принцип демократии: «моя свобода заканчивается там, где начинается свобода другого человека». Замените «человека» на «феод» — получите феодальное владение. Например — волость. В пограничье, где с одной стороны — русские князья, а с другой — разноплемённые соседи… тот же фундаментальный демократический принцип: всё — моё, пока в морду не дали. Как пескари в реке границы своих владений устанавливают — я уже… У демократов и феодалов — очень похоже.