Никита вздохнул, остывая, и мысль закончил так:
«А вот на тебя, дорогая Вера Васильевна, только инвалид может польститься или какой-нибудь придурок — старовата ты уже для невесты».
В том, что никому она, кроме него, больше не нужна, Никита ничуть не сомневался. Надо ей еще раз сказать, что он за нее не держится. Наоборот, как раз ей самой надо за него держаться, хотя бы потому, что без него она теперь пропадет, как тепличное растение. Ей теперь невозможно начинать новую жизнь. Никита понемногу успокаивался.
На воротах гаража он открыл сперва верхний замок, потом нижний, распахнул стальную створу. Оттуда, словно полотенцем по лицу, ударило застоявшимся родным запахом бензина.
Он обошел машину: вот кто не подведет. Где только не мотались они, в каких переделках не побывали… Прямо одушевленной стала за это время его старушка. Когда Никита с ней разговаривал, ему казалось, что она понимает его.
— Разводиться решила, — сказал он вслух и уже беззлобно. — А о сыне ты подумала, Вера Васильевна? Ему сейчас не мамкины поцелуи требуются, а отцовские плечи. Сыну сейчас на ноги становиться да чтобы не по ковру ходить, а по земным колдобинам. Через год-другой его нужно учить хлеб зарабатывать. Так-то вот. А ты как считаешь? — спросил он машину и шлепнул по крышке капота. Машина ответила коротким жестяным голосом.
Никита постоял у стеллажа с разной металлической дребеденью, прикидывая: сделать внизу еще пару полок или тумбочку поставить? Тумбочка-то хорошо, но полки, пожалуй, лучше, вместительней.
За последние десять лет спокойной семейной жизни он крепко оброс автохозяйством. Сначала жена противилась покупке машины: да зачем она нужна? В городе это просто блажь, общественный транспорт ходит надежно.
В утренние и вечерние часы в автобус не втиснешься, одежду издерут в клочья. Так что за десять лет только на одной одежде сколько сэкономлено.
Работал Никита водителем автобуса на междугородной линии. Пять часов туда, короткий отдых в чужом, но уже привычном городе, пять часов обратно. Трасса хорошая, не разбитая, движение ослабленное по сравнению с другими направлениями. Да… Все было бы хорошо, если бы не одно «но»: если бы за спиной у Никиты не было сорока пяти человек, полностью доверившихся ему. Сорок пять жизней в руках! И он не забывал об этом ни на минуту. Он мог думать о своем, но все равно в глубине сознания постоянно горела красная лампочка — за спиною сорок пять доверенных ему жизней.
Жизнь не за баранкой стала для Никиты не жизнью, а непонятным состоянием, которое даже и отдыхом не назовешь; как у матроса, между рейсами сошедшего на берег: и неосознанное томление души, раздражение вялостью и нерасторопностью «сухопутного» бытия, и постоянное ощущение своего личного превосходства над теми, кто не знает, что такое простор, движение, одиночество.
Настоящий шофер-профессионал одинок.
После рейса он приходил домой отяжелевший, с негнущейся спиной. И желание было только: плотно поесть, выпить стакан крепкого чаю и полежать. Тут барином не назовешь, разве что жена…
Вера за последнее время сильно изменилась. Недавно в дорогу ему она завернула не бутерброды с колбасой и сыром, а сладкие пирожки. Он их терпеть не может, и она знает об этом. Когда вернулся, намекнул насчет дурости. Она расплакалась: на тебя, вроде того, вечно не угодишь, а когда успокоилась, стала, как шаровая молния: не прикоснись — взорвется.
Никита посидел, покурил, выправил кожух у паяльной лампы. Домашний скандал подействовал на нервы гораздо сильнее, чем он предполагал. А сегодня с двух часов работа. Трудный будет рейс, как и всегда, когда плохое настроение. Ну почему у Веры именно сегодня выходной?
Взглянул на часы и вдруг забеспокоился: как она там без него, дражайшая половина? Наверняка переживает, ходит по комнатам с видом потерянным, и все-то валится у нее из рук. Был бы хоть Колька, но он отправлен к бабушке в Пензу. Каникулы парень заслужил: дал торжественное обещание учиться дальше, в девятом классе. А Вера…
По сути дела, на развод навела. Разболталась в санатории. Красивую жизнь увидела. Мы тоже в санаториях деньгами швыряем и оказываем внимание смазливым сестричкам. Но это ведь не всерьез. Интересно, как она будет оправдываться, как в глаза смотреть? Совесть должна оставаться. Пожалуй, придется ей уволиться. Пусть дома сидит.
С такими, на его взгляд, дельными мыслями Никита вернулся домой. На лестнице он придержал шаг.
«О н а б у д е т: прости, дорогой.
А я е й: извини и подвинься. Хватит. Молодость вспомнила, когда всякие свои сцены закатывала?