— В таком случае не соблаговолите ли объяснить причину вашего опоздания?
— А чего туг, мистер Арчтафт, объяснять-то — ведь сегодня же 24 нюня!
— И в каком же это, позвольте полюбопытствовать, смысле сия дата может служить оправданием такого беспардонного поведения?
— А в таком, мистер Арчтафт, что, не будь вы всего лишь полуграмотным валлийцем, вам бы наверняка было известно следующее: 24 июня 1314 года в битве при Баннокберне Роберт Брюс разгромил англичан и провозгласил независимую Шотландию!
— Ну и что же из этого следует?
— А то, мистер Арчтафт, что, видно, мало вас всех проучил тогда Роберт Брюс, если вы осмеливаетесь требовать, чтобы 24 июня дочь Шотландии, словно какая-то жалкая рабыня, подчинялась идиотским английским правилам! А теперь попрошу оставить меня в покое и дать мне наконец возможность приступить к работе!
— Я этого так не оставлю, мисс Мак-Картри, вы еще горько пожалеете!
— Не хочется вас огорчать, но мне на это ровным счетом наплевать!
Задыхаясь от ярости, валлиец кинулся к себе в кабинет и с шумом захлопнул за собой дверь.
По правде говоря, Имоджин лукавила, уверяя шефа, будто горит желанием поработать. По традиции считая для себя день 24 июня чем-то вроде внеочередного отгула, она не делала ровно ничего из того, что предписывали ей служебные обязанности. Лениво перечитывая какой-нибудь роман Вальтера Скотта, она отвлекалась от этого необременительного занятия лишь для того, чтобы развлечь сослуживиц поэмами Роберта Бернса, которых знала наизусть великое множество. Конечно, позволить себе такую роскошь можно было только при пособничестве коллег, за которое, правда, ей приходилось потом втридорога расплачиваться. Каждый год 10 апреля они с лихвой брали реванш. В этот черный день Имоджин прикрепляла к пиджаку траурный бант и, ни с кем не здороваясь, угрюмо усаживалась за стол, чтобы в гробовом молчании, не отрываясь, трудиться вплоть до последнего звонка. Она безропотно соглашалась на любую сверхурочную работу, которой не без ехидства щедро снабжали ее сослуживицы. И каждый год 10 апреля мисс Мак-Картри неизменно чувствовала себя самой несчастной женщиной во всем Соединенном Королевстве: ведь в этот день три столетия назад принц Чарлз Эдуард, прозванный Прекрасным принцем Чарлзом, был разбит при Каллодене герцогом Кемберлендским — и на том пришел бесславный конец независимости Шотландии. Надо сказать, коллеги никогда не отказывали себе в удовольствии самым безжалостным образом напомнить Имоджин об этом прискорбном событии…
В тот год, однако, знаменательный день 24 июня таил в себе для Имоджин множество всяких сюрпризов. Когда она с воодушевлением декламировала одну из поэм Роберта Бернса, вдруг неожиданно появился мистер Арчтафт. Самодовольно улыбаясь, он весьма ядовито бросил Имоджин:
— Мне очень жаль, мисс Мак-Картри, что вынужден прервать вашу декламацию, но имею честь сообщить: сэр Дэвид Вулиш был бы необычайно счастлив немедленно видеть вас у себя, если, конечно, у вас нет более интересных занятий.
Главный босс! Ледяной ветер вдруг пронесся по комнате, и даже сама Имоджин на миг потеряла самообладание. Она сперва побледнела, потом залилась краской и пробормотала в ответ что-то нечленораздельное, придав тем еще больше уверенности мистеру Арчтафту, и без того готовому торжествовать победу.
— Я, конечно, понимаю, мисс Мак-Картри, что сегодня 24 июня, поэтому соблаговолите ответить, могу ли я передать мистеру Дэвиду Вулишу, что дочь Шотландии согласна выполнить в этот знаменательный день просьбу англичанина? Или вы предпочтете отложить визит на более удобное для вас время?
— Нет-нет, я приду, скажите ему, что я приду…
— Но все дело в том, что сэр Дэвид Вулиш желал бы видеть вас незамедлительно. Вы уж извините, мисс Мак-Картри, что позволяю себе столь дерзкую настойчивость.
И с этими словами донельзя довольный собой мистер Арчтафт тут же убрался в свою берлогу (так предпочитала именовать его кабинет Имоджин). Не успел шеф покинуть комнату, как со всех сторон посыпались комментарии. Всем — в том числе и мисс Мак-Картри — было ясно, что ссора с Арчтафтом и Масберри может стоить виновнице должности, и угроза эта вызвала единодушные сожаления. Нэнси Нанкетт, обняв свою верную союзницу, шепнула ей на ухо:
— Не падайте духом, Имоджин! Пусть только попробует вас уволить! Да мы все вступимся за вас перед сэром Дэвидом Вулишем…
Эти трогательные заверения еще пуще подогрели воинственный дух мисс Мак-Картри. Уж не вообразили ли они, что она спасует перед англичанами, да еще в день 24 июня?! Ни за что! Пусть даже подружками движут самые наилучшие побуждения, не видать им ее позора! Коль уж ей суждено навеки проститься с Адмиралтейством, то напоследок она выскажет этому сэру Дэвиду Вулишу все, что накипело на душе. Ведь какой бы он у них там важной шишкой ни был, а если разобраться — такой же англичанин, как и все прочие.