Выбрать главу

Прежде чем покинуть машбюро, она привела в порядок свое имущество, дабы без лишних проволочек забрать его в случае вынужденного отступления, потом приняла горделивую позу и громко, чтобы все услышали, бросила:

— Надо думать, у сэра Дэвида Вулиша какие-то неприятности, а кто же еще, кроме нас, шотландцев, выручит вас в трудную минуту?! Ничего не поделаешь, придется помочь!..

Однако и юные девушки, и дамы постарше были слишком расстроены, чтобы потешаться над этим, возможно последним, демаршем шотландки, и Дженис Льюис выразила общее мнение, заметив:

— Все-таки, что ни говори, а наша Имоджин — просто молодчина, и если ее уволят из-за этой дурацкой склоки с Арчтафтом, то, клянусь, до конца жизни и словом не перемолвлюсь с этим, с позволения сказать, господином!

Зная, что Дженис — девушка с характером, все сразу без всяких комментариев поняли, что их еще не подозревающий о своем несчастье начальник только что лишился последнего шанса добиться руки мисс Льюис.

В холле перед широкой лестницей, ведущей в кабинет сэра Дэвида Вулиша, Имоджин почувствовала, как ее кураж стал улетучиваться прямо на глазах. Она прекрасно отдавала себе отчет, что, стоит ей предстать перед главным боссом, с которым еще ни разу не удостаивалась чести перемолвиться словечком, сразу же смутится и растеряет весь свой запал. И потом, ей ведь и сказать-то в свое оправдание нечего… Опоздала? Опоздала! И шеф с полным правом может устроить ей отменную выволочку. Оставалось только надеяться, что дело все-таки не дойдет до полного и безвозвратного увольнения. Слегка дрожа от страха, она остановилась перед секретаршей сэра Дэвида Вулиша.

— А, это вы, мисс Мак-Картри! — вполне приветливо проговорила та. — Да-да, сэр Дэвид Вулиш и вправду хотел вас видеть. Пойду доложу, что вы уже здесь.

У Имоджин не хватило духу даже присесть. Через минуту секретарша вновь появилась в приемной.

— Прошу вас, мисс Мак-Картри, пройдемте со мной.

Дочь Шотландии сразу же вспомнила о Марии Стюарт — с каким мужеством держалась их королева, когда ее вели на эшафот. Сей благородный пример настолько вдохновил Имоджин, что шаг ее был почти тверд, когда она переступала порог кабинета главного босса.

— Весьма рад вас видеть, мисс Мак-Картри… Прошу вас, присаживайтесь.

Совершенно не соображая, что вообще происходит вокруг, Имоджин плюхнулась в кресло.

— Знаете, мисс Мак-Картри, я очень много о вас слышал…

«Так, начинается», — подумала Имоджин.

— Мне, например, известно, что вы родом из Калландера, из этого очаровательного графства Перт, что ваш почтенный отец был офицером и служил Ее Величеству королеве, что, наконец, сами вы бесконечно гордитесь своим шотландским происхождением. И я весьма одобряю ваши чувства.

Имоджин окончательно перестала что бы то ни было понимать.

— И все-таки, согласитесь, мисс Мак-Картри, — продолжал главный босс, — ведь нельзя же требовать, чтобы все рождались шотландцами. Разве можно так сердиться на тех неудачников, которым и так повезло куда меньше, чем вам. Поверьте, они в этом вовсе не виноваты. Вы же умный человек и не можете не понимать, что ни мистер Масберри, ни тем более мистер Арчтафт не просили, чтобы их произвели на свет где-нибудь в Англии или, скажем, в Уэльсе… Разумеется, будь у них выбор, они, конечно же, предпочли бы… да я и сам тоже бы не отказался… но есть события, которые не в нашей власти, вы согласны?

Имоджин подумала, уж не издевается ли над ней сэр Дэвид Вулиш.

— Я много слышал о вас от мистера Масберри. Он даже представил мне на этот счет докладную записку. Шеф высоко ценит ваши профессиональные качества, чего нельзя сказать о… даже не знаю, как выразиться… ну, скажем, о вашем нраве, что ли… Создается впечатление, будто вам нелегко подчиняться дисциплине, особенно когда блюстителями ее оказываются те, кому… не выпала честь родиться в Шотландии. Но поймите и нас, мисс Мак-Картри, не можем же мы нанимать на службу в Адмиралтействе одних шотландцев! У нас тогда могут возникнуть крупные неприятности с правительством, со всеми вытекающими отсюда нежелательными последствиями.

Теперь уж у Имоджин не оставалось никаких сомнений, что над ней самым жестоким образом издеваются, и на глаза ее навернулись слезы.