-Зачем туда едите? Что вам там надо? Вам чего-то не хватает на родине? Вам что-то здесь не нравится?–спрашивали такие и, не получив удовлетворительного ответа, а то даже если и получив, всё равно зарубали кандидата.
Редко, но встречались и демократично настроенные люди. Эти спрашивали про государственный строй страны, куда собирается направиться соискатель и великодушно пропускали счастливца.
-Умный на комиссию не пойдет. Умный комиссию обойдет. –рассуждал Мельников и старался заполучить как можно больше плюсов в характеристику, которую сам себе написал и вел, как дневник, дополняя заслугами.
В характеристике он перечислял все поручения, которые выполнял на работе на общественных началах – колхозы, овощебазы, субботники, воскресники, стройки, уборки, разгрузки. Получалось внушительно.
-Такого комсомольца преданного делу коммунизма, можно отпустить в Италию на недельку. Пусть порезвится, побалуется. –мысленно говорил Мельников себе от лица выездной комиссии, всякий раз после добавления очередного «доброго дельца». –Наш человек. Такой не подведет. Такой не сбежит. Такой не испортится, Такого западная гниль не возьмет.
При словах «испортится» и «гниль», Мельников вспомнил сегодняшний ресторанный комплексный обед с вроде бы протухшим мясом. Проставив габариты шкафа с контрольно-измерительной аппаратурой, он оторвался от чертежа, и, выглянув из-за кульмана, заметил необычное оживление в зале. Он увидел, как из планового отдела два человека в белых халатах под руки выводят одну из экономисток, с которыми он сегодня обедал. У дверей института стояла машина скорой помощи.
-У вас массовое отравление. – сказал мужчина в белом халате, обращаясь к Виолетте Юрьевне, которая шла рядом с ними. –Мы вызываем дополнительные бригады врачей.
-Вот тебе и журналисты приехали. –подумал Мельников, провожая взглядом санитаров. –Какой я молодец, что не стал есть тухлое мясо. -мысленно похвалил он себя и тут же почувствовал легкое головокружение и тошноту.
Мельников имел печальный опыт подобных случав. Продукты в магазинах не всегда были «первой свежести» и уже на второй день хранения дома, даже в холодильнике, часто портились. Мельников жалел выбрасывать добро и ел, надеясь, что пронесет. И его проносило. Но иногда безотлагательно вызванная рвота помогала купировать отравление.
-Но это странно. –удивился он. -Мяса я не ел. Хотя борщ-то на мясе! А борща я целую тарелку скушал.
Мельников, решив не рисковать, поспешил в мужской туалет.
Там двое мужчин из соседнего отдела уже блевали в раковины, а трое стояли в очереди. Кабинки были заняты.
-Блеванул – отходи! – торопил один из ожидающих.
-Действительно, мужики! –поддержал его второй. -Яд в кровь пошел. Освобождай место, не одни ведь! Вон ещё люди подтягиваются.
Дверь за спиной Мельникова скрипнула пружиной и в туалет ввалилось четверо из отдела трубопроводов и подземных коммуникаций. Он видел их сегодня в ресторане.
-И здесь очередь? –заорал один из вошедших. –Куда не сунься – везде очереди. А чего по одному на раковину? Мы всегда подвое блюём.
-Так в лицо ж брызганет?
-А вода из крана на что? Обблевал товарища – ополосни. Подвинься! –и вновь пришедший оттеснил блюющего к краю раковины.
-Эй! В порядке живой очереди! Мы раньше пришли.
-Пришли, но не догадались.
-Вы чего, мужики, оборзели? Куда я тут буду блевать? На пол, что ли? Тут места нет!
-Нет места – уходи!
-Я не доблевал!
Назревал конфликт с применением грубой силы. Мельников вышел и, тихонько приоткрыв дверь женского туалета, осторожно заглянул вовнутрь. В туалете было пусто. Он прошел внутрь и толкнул дверцу одной из кабинок. Дверца распахнулась. Никого. Он вошел в кабинку, заперся на задвижку, встал на колени, нагнулся над унитазом и запустил указательный и средний пальцы себе в рот. То ли от щекотания язычка, то ли от удушающих испарений, поднимавшихся как из жерла вулкана из заляпанного затвердевшим дерьмом чрева унитаза, но Мельникова мгновенно стошнило. Сразу почувствовалось облегчение.
-Вот и хорошо. Нечего яды в себе носить. –с удовлетворением подумал он, ополаскивая под краном рот и лицо, осторожно, чтобы не смыть грим.