-Павел Николаевич Борзов. –ответил Мельников.
Юля достала блокнотик из сумочки, выделанной крокодиловой кожей, и записала фамилию, имя, отчество, домашний и служебный телефоны.
-У Паши родители в министерстве работают, так что он не совсем снизу.
-Понимаю. Не пролетариат. Кстати, Борзов, знакомая фамилия. –она спрятала блокнот в сумочку. -Отец с ним свяжется. А почему ты один? Где ваш дружный институтский коллектив?
Мельников объяснил ситуацию с отравлением и срочной работой, естественно, не вдаваясь в коммерческие подробности достоинством в сто рублей, всё ещё лежащие в его нагрудном кармане.
-Я тебе завидую. Ты в настоящем деле, которое, правда, может быть в конечном счете никому и не нужно. Но сроки – реальные. Чертежи – реальные. Нервное напряжение – реальное. А кем буду работать я? Защищу докторскую и что? В институте студентам матанализ преподавать? Не люблю я учить других. Пустая трата сил и времени. Кому надо, сами научатся. Смотри, Игнат. Ассенизаторы закончили.
Действительно, люди в защитных костюмах вышли из здания института и слышали, как их назвала Юля.
-Сама ты ассенизатор. Мы работники санэпидемстанции. Запомни, неуч. –бросил один из санэпидемщиков, проходя мимо.
-Сегодня понесу документы на развод. Там оказывается всё очень просто, если детей нет. –сказала Юля. –Созвонимся вечерком?
-Как получится. Мне сегодня надо чертежи закончить.
-Понятно. Думаешь, я навязываюсь?
Мельников молчал.
-Да, я навязываюсь. Потому у меня никого нет. Мне одной неуютно и страшно. Я не могу всё время жить у родителей! А одной в своей квартире страшно. И диссертация не пишется, когда я совсем одна. Какие-то шорохи постоянно слышу, голоса. Поживи у меня.
-Постараюсь.
-Я, правда, вообщем-то привыкла сидеть одна. На неделе муж редко бывал дома, но ночью, хоть и под утро, он всегда приходил. И это успокаивало. Последнее время я к нему относилась как к домашнему животному, как к коту или как к псу. Живет со мной в моей квартире, а днем и частично ночью где-то гуляет, но к утру всегда возвращается на свой коврик.
-Заведи себе кота или собаку.
-Я не люблю ни котов, ни собак! Я хочу человека.
-И ты выбрала меня?
-Я тебе не нравлюсь.
-Нравишься.
-Правда? А что тебе во мне нравится?
-Ты такие вещи спрашиваешь. Нравишься и всё.
-Ну, скажи, скажи! Что конкретно нравится? -Юля схватила Мельникова за руки и запрыгала на месте как ребенок.
-30 лет, а ведет себя как школьница. -подумал Мельников.
Он вспомнил, как в десятом классе стоял у подъезда с одноклассницей и она, также взявши его за руки, смотрела в глаза, умоляя сказать, что ему в ней нравится больше всего.
-Ну, скажи! Скажи! А то я не поверю! –твердила Юля.
-Из внешности? Глаза нравятся. Зеленые. У нас в институте ни у кого зеленых нет. Я даже ни разу не встречал человека с зелеными глазами.
-Ещё что?
-Многое сокрыто от глаз одеждой.
-Хочешь увидеть?
-Кто ж не хочет?
-Так позвони вечером.
Машина-цистерна, грохоча танковым мотором, отъехала от института.
-Юля, мне надо идти работать.
-Ты станешь дышать тем, что они набрызгали? Ты отравишься. Они дышали через противогазы. Ты так любишь свою работу, что готов пожертвовать здоровьем?
-Товарищ Мельников! У Вас сегодня рабочий день. Прошу занять рабочее место. –напомнил вахтер и протянул Мельникову респиратор.
-Видишь. Иного выхода у меня нет. До вечера.
-Позвонишь?
-Позвоню.
Юля перебежала улицу и смешалась с толпой.
-Твоя начальница прикатили, смотри. –сказал вахтер, завидев Точилину, выскочившую из «Жигулей», как из катапульты.–Пронырливая баба. Энергичная, как 10 мужиков. Такая точно директором станет.
-Да, ладно. Кто ж её назначит. На руководящие должности только мужчин берут.
-Её возьмут в виде исключения.
Мельников надел респиратор и вошел в здание. Едва он встал за кульман, как полетела Точилина с плакатом- объявлением об открытом партсобрании.
-Завтра всё решится. –сказала она. -Завтра - наше Ватерлоо. Кожелеву хана! На собрании будет присутствовать представитель горкома, сам товарищ Дерюгин! Игнат, выступишь от беспартийных. Вот текст. -Точилина положила на стол лист бумаги, исписанный каллиграфическим почерком.
Мельникова всегда поражал её почерк. Это было произведением искусства, настолько красиво, гладко, ритмично, пластично выглядели написанные буквы. Где она научилась так писать? Прямо хоть проси дать уроки. Он всегда вначале подолгу разглядывал эту вязь, эти узоры, и лишь потом начинал вчитываться и понимать смысл написанного.