Народ послушно (да и как можно было ослушаться такого тона, такого командного тембра голоса) начал расходиться.
-Как продвигаются чертежи по второму пакету проектов? –тихо спросила Точилина, ухватив Мельникова под локоть. –Хорошая новость. Только что с нашим директором ездила в главк. Нам ещё в полтора раза увеличили финансирование. Это я про тот конвертик, что ты получил. Следующий раз в письмеце от богатого дядюшки будет больше строк. Понимаешь меня? –она слегка потерлась грудью о его предплечье.
-Здорово! -охнул Мельников.
-Вот, держи. –Точилина дала Мельникову листок бумаги, исписанный её каллиграфическим почерком. –Сегодня на собрании произнесешь речь в память о Кожелеве.
-А я ту речь учил.
-Нет. Ту речь забудь. Ты что? Обстоятельства изменились. Теперь он нам друг. Теперь – он наш дорогой товарищ, безвременно ушедший и бесконечно много сделавший для процветания родного института. И мы все безмерно скорбим. Ну, вообщем, там всё написано. И не торопись, не стучи языком. Говори медленно, с чувством, будто слова прямо сейчас рождаются в твоей душе. потрясенной несчастьем, постигшем наш коллектив. Понятно?
-Ясно. А наизусть учить?
-Можешь по бумажке, но только так, как я сказала. С чувством, с толком. Как будто ты только что сам набросал, потрясенный горем. –Точилина улыбнулась. -Давай, за работу, стахановец.! Время – деньги! Жми педали!
Мельников погрузился в работу и, не отвлекаясь, чертил до окончания рабочего дня. Он даже не посмотрел, что Точилина написала в бумажке.
-Да ты установил новый личный рекорд! Превзошел самого себя! Столько успел! –к нему подлетела Точилина. –На сегодня достаточно. Идем на собрание. Выступаешь третьим.
Удивительно, но люди обычно удиравшие с таких мероприятий, на этот раз пришли в актовый зал почти в полном составе. Мельников сел в первый ряд, чтобы было удобнее выходить к трибуне. Борзов сидел рядом. Президиум постепенно заполнялся членами партбюро. Мельников достал из нагрудного кармана бумажку. Развернув её, он с ужасом обнаружил, что бумажка-то не та, не новая, а старая, предыдущая, где Кожелев всячески обличается как заклятый враг. Он проверил все карманы. Нового текста нигде не было.
-Я даже не прочитал, что она там написала! –досадовал Мельников. –Интересно, я успею сбегать на своё рабочее место?
Он огляделся. Зал заполнился полностью, и в президиуме оставалось только одно свободное место для товарища Дерюгина. Захар Глебович задерживался. Но все его ждали и собрания не начинали.
-Успею! –решил Мельников и рванул с места к двери.
Но, распахнув её, он инстинктивно отпрянул, пропуская входящего Дерюгина.
-Спасибо, Игнат! –поблагодарил Дерюгин, пожимая Мельникову руку. –Как жизнь?
-Спасибо, Захар Глебович. Хорошо.
Со стороны выглядело так, словно Мельников специально бросился к двери и открыл её перед представителем горкома. Дальше – хуже.
-Куда мне присесть? –спросил Мельникова Дерюгин.
И Мельников как-то автоматически, само собой, помимо воли сопроводил Захара Глебовича в президиум. Только что стул не пододвинул под его начальственный зад.
После этого Мельников вернулся на своё место в первом ряду.
-Ты чего так явно подлизываешься? –шепнул Борзов.
-Случайно вышло. –ответил Мельников.
Он оглянулся, поймав несколько насмешливо-презрительных взглядов из зала в свой адрес.
-А выглядело, как будто отрепетировано.
-Случайно, говорю тебе. –повторил Мельников.
Весь первый ряд, справа и слева от них, сидел с бумажками в руках. Мельников пригляделся к тем, что сидели поближе. Их бумажки были исписаны знакомым каллиграфическим почерком.
-Они все будут выступать? –ужаснулся Мельников. –Эдак мы до утра не закончим.
Он попытался собраться с мыслями и придумать, о чем говорить. Но на ум упорно приходила только зазубренная наизусть предыдущая речь, гневно обличающая преступную халатность Кожелева и его прочие злодеяния против института. Сидящие в президиуме о чем-то переговаривались между собой. Вернее, говорил только товарищ Дерюгин, а остальные слушали и согласно кивали.
-Может мне просто перед каждым глаголом вставлять отрицание «не»? –подумал Мельников и тут в президиуме поднялась со своего места Точилина.
-Товарищи! –сказала она. – Мы все знаем кем для нас являлся товарищ Кожелев. Отзывчивый, чуткий к нуждам простого рабочего человека, скромный в быту, честный и принципиальный в работе, он навсегда останется в нашей памяти и в наших сердцах. Прошу почтить светлую память товарища Кожелева минутой молчания.