-Да-да-да-да-да-да-да-а-а. –задакал КАС, делая вид, что припоминает. –Ты, Игнат, безотказный сотрудник, гордость нашего коллектива. В колхоз надо – ты в первых рядах. На овощебазу – снова ты. На стройку – опять Мельников. Ещё в заочной аспирантуре учишься. Настоящий ударник комтруда. Все шансы на твоей стороне. Борзов-то, он всегда отлынивает. Справочками прикрывается. Да и в отделе его не сильно уважают. Прямо скажем, не любят его в отделе. Постоянные склоки. Много ошибок допускает в работе. Там есть одна сотрудница, Тимофеева, так она специально следит за ним. Сколько времени он на перекур потратил, сколько в туалете просидел, не читает ли в рабочее время постороннюю литературу. Нашла у него роман Пикуля под чертежами, так такой шум подняла – не дай Бог! Вообщем, обстановочка у Борзова на рабочем месте нездоровая. А тебя сослуживцы уважают. –КАС наугад открыл «Нойес лебен» и сразу попал на цветные фотографии с немецких нудистских пляжей, которые в ГДР называются FKK, то есть, культура свободного тела.
КАС сглотнул слюну, спазматически дернув кадыком. Его красное лицо стало пунцовым.
-С гипертонией и такие журналы смотрит! Не жалеет себя, мужик. –подумал Мельников.
КАС захлопнул папку с «Нойес Лебен».
-Молодец, Игнат! Так что, я тебя проинформировал. Делай выводы. Завтра партбюро в пять в красном уголке! –крикнул он уже кому-то в зале.
-Мы в курсе, Анатолий Степанович. –ответили ему два женских голоса.
И один из этих голосов принадлежал Точилиной.
-Черт! Точилина в бюро! Что делать? Во всяком случае, как минимум не злить её и попытаться угодить. –решил Мельников, возвращаясь на место.
Паша таинственно исчез вместе со вторым экземпляром «Нойес Лебен». Мельников разложил чертежи и углубился в изучение замечаний Точилиной.
-Не помню, сказала ли я тебе, но всё надо сделать завтра к утру. – услышал Мельников за своей спиной голос Точилиной. -Если сегодня не успеем, придётся остаться после работы.
-Если надо, я готов. –ответил не раздумывая Мельников.
-Хорошо. –Точилина, как бы случайно коснулась его плеча упругим животом, и отошла к своему столу.
-Вот и предложение поступило. –подумал Мельников, вспомнив слова Борзова.
Прозвенел звонок с обеда. Сотрудники привычно приняли рабочие стойки, кто за столом, кто за кульманом. Правильная рабочая стойка освобождала от вопросов начальников. Они ходили по проходам между кульманами, проверяя наличие и состояние работников после обеда. Случалось, что некоторые возвращались с обеда в нетрезвом виде. Но правильная хорошо поставленная рабочая стройка позволяла выиграть время и чтобы кайф словить, и чтобы протрезветь.
Мельников раньше тоже практиковал рабочие стойки, хотя никогда пьяным с обеда на работу не возвращался. Он вообще практически не употреблял. Но сейчас ему было не до рабочих стоек. Ему надо было без ошибок выполнить все без исключения замечания Точилиной. На кону стояла райкомовская анкета и надо было во что бы то ни стало заручиться поддержкой нового члена партбюро и тем самым обойти конкурента, по совместительству приятеля, Пашу Борзова.
И тут Мельников услышал истошный вопль. Он доносился из соседнего отдела, где работал Борзов. Отдел располагался за стеклянной стенкой, в соседнем зале. Когда там говорили обычным голосом, то слышно не было. Но сейчас эти истерические крики разносились по всему институту.
-Что происходит?
Через стекло Мельников увидел Пашу, с лицом, краснее, чем у Кожелева. Краснее даже переходящего красного знамени победителя соцсоревнования, которое было распято гвоздями на стене над столом Борзова. Рядом со знаменем висела доска почета, с фотографиями Мельникова и Борзова среди прочих. Мельников часто поглядывал на своё фото, сделанное на редкость удачно. Там он выглядел эдаким киношным красавцем. Если бы он пошел не в инженеры, а в киноактеры…. Очередной вопль прервал его мечты о параллельной реальности и вернул к действительности. Посреди зала стояла заклятая Пашкина вражина, инженер Тимофеева, и размахивала журналом «Нойес Лебен». Мельников прислушался, и разобрал отдельные слова.
-…порнография… моральный облик… сообщу куда следует… спекулянт… развратник… лишить звания ударника… позорит… сеет разложение…
С одной стороны Мельникову было жаль Пашу. Но с другой стороны, после такого скандала Борзову никакая кандидатская анкета в члены КПСС не светила. Выходило, что соперник и друг в одном лице практически устранен.
Склочную Тимофееву в институте побаивались все. Она появлялась бесшумно, неожиданно, в самые неподходящие моменты, словно её вело какое-то нечеловеческое животное чутьё. И налетала она как коршун. Можно не сомневаться, такая напишет, куда следует, предаст огласке, разнесет, раздует, и добавит ещё чего-нибудь от себя, как повар добавляет к фирменному блюду одному ему известные ингредиенты. А с Борзовым у Тимофеевой давние и особые счеты. Оба претендуют на должность старшего инженера в отделе и грызутся друг с другом чуть ли не каждый день.