Подруги позвонили Соне. Она слабо радовалась за мужа и говорила, что съедет от него к родителям.
— Нет, почему ты должна съезжать? — негодовала Нонна. — Пусть он съезжает.
Если Нонна сочувствовала ему как художник художнику, то вовсе не поощряла Жорку в его эгоизме.
— Это ваше коллективное жилье, Соня.
Но Соня, несмотря на природную незлобивость, на этот раз была обижена серьезно.
— Ладно, поступай как знаешь. Пока. Созвонимся.
— Ну что? — спросила Юля.
— Говорит, к родителям, к Лерке пойдет ночевать.
— Понятно. Схема знакомая. Сейчас дня два-три будет дуться. Естественно, не дождется от него извинений, а потом вернется к нему как ни в чем не бывало и будет старательно делать вид, что ничего не произошло. Так до следующего скандала.
Нонна мрачно кивнула.
Возле Дома кино молодые люди артистической наружности шумно обсуждали новый фильм. Вокруг витали слова «зернистость», «изображение», «монтаж», «гениально».
— Почему я не режиссер кино? — спросила сама себя Нонна. — Сняла бы фильм, прославилась.
— Да ты тщеславная! — догадалась Юля.
— Да, дорогая, да. И у меня есть недостатки, хотя я и приближаюсь к идеалу.
Подруги сидят за столиком в своем любимом кафе. Нонна записывает что-то в тетрадь — рукопись их будущего бестселлера. Юля вяжет из ярких разноцветных ниток.
— У меня идея, — внезапно сообщает Нонна.
Юля, не поднимая глаз от вязания, говорит:
— Может, хватит? Мне и так после твоей идеи месяц в парике ходить…
— У тебя хорошая голова, я имею в виду ее форму, а не содержание. Так что ты смело можешь обриться и сделать на скальпе качественное тату бесплатно и со вкусом в своем же собственном салоне.
— Ты чего такая игривая? — поинтересовалась Юля.
— Меня попутал бес шуток! Я вчера карты бросала, гущу лила и в воду глядела. Карты сказали: Соне нужен мощный романтический период реабилитации.
— Н-да? А гуща и вода что на это ответили?
Нонна замахала руками. Когда дело касалось потусторонних сил, она теряла чувство юмора. Как, впрочем, и при упоминании Феди, сына Миши, театра и еще некоторых вещей, которые Нонна считала святыми.
— Ты что, хочешь ее опять к Жорику отправить? Тогда после периода романтической реабилитации последует период больничной реанимации.
— При чем здесь Жорик? Ты слышишь, какие я слова произношу? Я говорю, слушай меня внимательно, «мощный», потом говорю «романтический» и еще слово «новый»!
Юля заглядывает в чашку с собственным кофе.
— И что ты тут можешь видеть?..
— Ну, не на таком же кофе гадают. Соньке нужен настоящий роман. Романтический. Я просто чувствую, что ей нужен такой роман.
— И что ты предлагаешь?
Нонна наклоняется к подруге и заговорщицки нашептывает, как будто здесь их могут подслушать:
— Посмотри в интернете сайты служб знакомств. Выбери самого красивого и богатого. Лучше иностранца.
— У меня уже был иностранец. Ничего хорошего. Теперь у меня Эдик.
— При чем тут ты, балдень? Включай-ка внутреннее зрение. Рисую картину. Соня вся из себя незаплаканная, красавица от пяток до ушей, на высоких каблуках, с гордо поднятой головой идет по Невскому Она идет навстречу жизни, улыбается. На нее оглядываются все, она — ни на кого. И вдруг…
— … неожиданно сталкивается с засранцем Жориком. Он падает перед ней на колени и требует, чтобы она немедленно вступила с ним в предосудительные отношения. Прямо здесь, на Невском.
— Да, требует! Да, в предосудительные! Но только не Жорик, а тот красавец, богач и иностранец, которого ты сегодня вытащишь из интернета.
— А зачем нам интернет? — удивилась Юля. — У нас же есть ценный кадр — Нинок из Дома дружбы всех народов.
— Нет-нет. Тут мы сами.
Сами так сами. В Юлиной каморке уже появился компьютер, и она часами рылась в интернете. Иногда, конечно, приходилось отвлекаться на работу.
Сейчас, нахлобучив на голову ярко-синий парик, она была похожа на Мальвину, работающую над усовершенствованием дизайна Буратино. Перед Юлькой, животом вниз, лежал обнаженный мужчина. Начиная с подколенной чашечки, через бедра, на одной ягодице у него расположился крылатый дракон, пускающий огонь под вторую ягодицу.
Юлька промакнула лоб салфеткой: