Чтобы они были абсолютно надежны, эти свинцовские береты, продолжал Крыса, им надо платить. В месяц рублей сорок. Червонец ему, Крысе, а тридцатник на остальных...
- Ну, ты изложил? - осведомился Свинцов почти приветливо. Руки у него буквально вздрагивали, как у пианиста перед началом концерта, - до того хотелось врезать. - А где я эти деньги, например, найду?
Оказывается, Крыса "прошурупил" и этот вопрос. Например, он считал, можно украсть у Ивана Витальевича - у него часы японские, светящиеся, со всеми там делами, с калькулятором... Их с рук продать (чтобы там разные люди не спрашивали, откуда такие) можно рублей за двести.
- Сегодня какое число? - поинтересовался Свинцов.
- Семнадцатое июля...
- Это я, чтобы ты его запомнил лучше! - Свинцов врезал Крысе так, что тот улетел на диван.
Ни слова не сказав, не огрызнувшись, но и не посмотрев на Свинцова с обычной преданностью, Крыса встал и ушел. Свинцов остался один. И так сидел день, и два, и три... Ему как-то отвратительно казалось воровать у отца часы. Он бы, может, и украл их, но уж не по крысиному указу!
Не знал Виталий Иванович, что и адъютант его тоже думал о Свинцове! Виталий Иванович не очень знал, куда девать ему свою армию. А Крыса-то отлично знал. Хотя бы, например, "батонов" будет куда проще клеить. Так Крыса довольно-таки устарело называл лиц женского пола. А с этим полом у него тоже не все было удачно. Потому, что уж он-то истинно был "не очень красивый" и прозвище досталось ему недаром.
Можно при случае и денежки из граждан потрясти - когда у тебя под командой такой отряд... А то, что отряд будет у него под командой, Крыса был уверен. Свинцов, что? Свинцова только "охраняй", устраивай ему этот глупый почет, а реальная власть... Но Крыса, естественно, не знал таких терминов. Хотя мыслил вполне правильно. То есть, конечно, по-крысиному правильно. Судьба сама, как говорится, подсунула выход. Крыса возвращался из магазина, вдруг его окликнули:
- Ты! Как тебя? "Старый", что ли? Крыса аж вздрогнул. "Старый" была его, извините за повторение, старая кличка по древнейшему школьному обычаю от имени или от фамилии: Старостин - значит, "Старый".
Он оглянулся и вздрогнул во второй раз. Перед ним стоял Генка Гарусов. Это был чудо-человек: семиклассником он сумел загреметь в колонию, и с тех пор, видно, ничего хорошего с Гарусовым не произошло. Он учился когда-то со Свинцовым и Крысой, хотя и был старше их годика на два, на три...
- Здорово, Градус!
Градус стал за эти годы заметно здоровее, выше, матерей. Может быть, даже и стройнее. А вот с лицом его произошла какая-то странная перемена. Его словно на время сняли с Градуса и повесили где-то отдельно. Потом, через некоторое время, когда лицо это успело измяться и запылиться, его опять надели на бывшего ученика седьмого "В" класса Гарусова Геннадия, словно противогаз. Но если противогаз налипает на человека очень плотно, то это лицо приклеилось как-то неудачно, неровно, с дефектами. Да плюс еще помятость от долгого висения, да плюс еще запыленность...
- Ну, крендель? Чего ты матраешь?
- Н-ничего, - ответил Крыса, догадываясь, что "матрать" это значит "смотреть".
- Помнишь, где моя хата? - Градус усмехнулся. - Да ты про это и не знал никогда... Бегать не разучился? Значит, бежи к Свинцову, скажи, у меня улица Льва Толстого, дом восемь. А я бутылку куплю.
Было известно, что Гарусов вор. Было известно, что, когда к ним домой пришли с обыском, он, пятнадцатилетний мальчишка, саданул понятого железной кружкой по голове и потом орал на всю улицу, что его мучают, что его забирают невинно. Вообще он был легендарной личностью!
Сейчас Свинцов и Крыса застали его за очень странным для вора! - занятием. Градус подметал пол. Причем этим странным занятием он и занимался странно. Наметя в комнате сор, он его вдруг хоп веником и под диван. Свинцов и Крыса не решились спросить, зачем он это так делает.
А вообще-то в комнате было довольно чисто - если бы только не знать, куда тут сор девается. Может, от этого и пахло не очень...
- Здорово. Свинца! Кореш родной! - Градус обернулся, хохотнув, показал на Крысу пальцем и произнес уже совсем иным, слабым и тусклым голосом: - Тихо выйди, тихо дверь закрой, котлета!
Ни "Свинца, кореш родной", ни Крыса такого приема не ожидали и потому невольно переглянулись. Затем Крыса быстро перевел глаза на Градуса. И, словно обжегшись, тут же вышел из дома, прикрыл дверь. Градус поставил на стол бутылку заграничного вермута.
- Уважь товарища?
Они выпили, и Градус сразу отставил бутылку: мол, все. Потом закурил, стал не спеша рассматривать Свинцова.
- Ну и чего дальше-то? - спросил Свинцов.
- Дальше... - Градус прищурился, - Я тебя сколько не видал? Три года?.. Откуда я знаю, какой ты стал пацан!
- А какой тебе нужен?
- Который тогда пистоль делал? И которому я по заказу тир рисовал?! - Он усмехнулся. - Как будто мне судьбу тогда подгадал!
- Чего ты?!
- Кто этой мишенью-то оказался?.. Тут кружочек, там кружочек... - Вместе со стулом пододвинулся к Свинцову. Можешь опять такой пистоль сварганить?
- Не знаю...
- Десять штук заработать хочешь? - Горячую свою шершавую руку Градус положил Свинцову на тыльную сторону ладони.
- Десять штук чего?
- Штука - значит тысяча... Может, не десять будет. Там штук двадцать пять, тридцать. Треть твоя. За пистоль!
То, что сумма уменьшилась с десяти тысяч до восьми, даже обрадовало Свинцова - он понял: это все правда!
- Сроку две недели!
Что-то подкатило Свимцову к горлу и к сердцу:
- Я с тобой не пойду!
- Да на кой ты мне там нужен! - В голосе у Гарусова прозвучало такое презрение, что Свинцов сразу испугался: обманет! Видно, и Градус это понял. - У тебя свое дело, у меня свое, понял? Пистоль работай!
- А если тебя?.. Они сразу узнают, что это мой пистолет!
И опять ему ответил взгляд не то удивленный, не то презрительный:
- Я тебе плачу, нет?.. Чего же ты хочешь: я плачу, ты рискуешь! А по правде - там верняк... - Он замолчал на секунду, непроизвольно, порывисто вздохнул, словно представил себе, как все это будет. Поглядел на Свинцова, усмехнулся уже спокойно. - Ты железки-то старые не выкинул?
- А зачем их выкидывать?
- Ну тогда успеешь, - кивнул Градус.! - Только это... Он поднял предостерегающе палец.
И снова подкатило Свинцову к сердцу и под горло. Риск благородное дело. Градус придумал какую-то там аферу а Свинцов должен "благородно рисковать"! Вспомнился этот Градус в школе. Конечно, с ним каждый старался "вась-вась". Градус - гроза вселенной. Но по-честному-то дубина! Какую он там замыслил операцию "Ы"?
- Дрожишь макаронишь, Свинца? Правильно чего ж...
Если можно одновременно уважать и презирать, то вот этим самым взглядом и одарил Свинцова его бывший приятель. Потом Градус сразу стал рассказывать. И по мере того как он подходил к самому главному сердце Свинцова все больше наполнялось Страхом. Он глядел на Градуса и понимал, что тот ничего не замечает, не знает почему Свинцову надо бояться и продолжал рассказывать. У него все оказалось обдумано. Каждая подробность на учете! Выходит он лишь в школе был идиот. А в преступниках - гений! Вот как бывает.
Они выпили еще. И крепко сжимая камень страха, чтобы он не слишком сильно ударялся по сердцу Свинцов вышел на улицу. Сейчас же рядом оказался Крыса безмолвный, почтительный. Они подошли к свинцовскому дому Свинцов показал место на траве у калитки.
- Вот здесь будешь сидеть когда и сколько прикажу. Ни одну живую душу не пропускать. Потом получишь сотню. Все Садись!
В мастерской Свинцов быстро нашел ящик с пыльной крышкой заглянул внутрь. Поржавело малость. Но не то было худо! Главное не хватало многих важных деталей. На дне Свинцов нашел чертежи. Вернее эскизы но с размерами. Сделанные еще рукой отца!
Ладно не о том сейчас надо думать! Конкретной работой он старался отвлечь себя от того камня, что сидел в груди. Десять тысяч, десять тысяч! Он принялся сравнивать чертежи с имеющимися железками. Нет без токарного станка не сделаешь! Но как-то нужно выходить из положения значит, выйдешь!