Надо только понять, чего в ней такое. И спокойно пользоваться как оружием. Как пистолем!
Может, все-таки красота?
Она не понимала или забыла, что существует на свете так называемое бескорыстное служение - не за славу, не за аванс и получку, вообще ни за, что, а лишь за доказательство того - может быть глупейшего для многих - постулата, что все-таки есть они верность и преданность. То, что обозначается редко употребляемым теперь "устарелым" словом благородство.
Алена еще раз посмотрела на Славку на Демина. Может по блеску их брильянтовых от напряжения глаз и носов удастся определить? Ладно додумаюсь. Главное, оно существует а стало быть. Мысли ее уже тянулись к Москве.
- Все! Прощайте, дети.
И ушла Славка и Демин спустились к речке по мосту перебрались на тот берег. Здесь у сосняка стоял некий странный предмет на двух толстых плахах лежало бревно немного обтесанное поверху. Трудно поверить но это была лавочка!
А соорудил ее Любин отец который, как мы помним, мастер был не очень знаменитый, но делал все прочно. Лет пятнадцать назад прилегающие к Скалбе леса и поля были объявлены лесопарковой зоной. Стало быть для отдыха трудящихся необходимо возвести лавочки. Петр Васильевич и возвел!
Теперь Демин и Славка сели на эту лавку верхом, как на коня, только лицом друг к другу. Каждый хотел сказать важное. Славка уже сделал вдох, чтобы начать свою историю про... Но Демин первым начал, словно ни с того ни с сего стал говорить - о матери, о завоевании сарая. Славке вроде бы и страшно было слушать его и жалко, а в то же время думалось прибавляет! Потому, что он просто не мог в это поверить "благополучный мальчик"!
Демин замолчал и теперь бы Славке начать, что вот и у меня старик тоже. Но ведь никакого "тоже" у - него не было. Имелись некие случаи из школьной практики "как мы один раз Марьяшу довели" и прочие мелочи которые сейчас никак не подходили. Мелькнуло в башке мол, надо и ему, что-то придумать на манер деминского рассказа. И почувствовал это не придумаешь. Это или было с тобой или нет!
Тогда очнулось самое важное, что было в Славке - его душа его умение сострадать. И Славка стал просить Демина, что давай переезжай ко мне к нам. Квартирища трехкомнатная на три рыла жильцов. А родители мои хотя и вроде твоей матушки только...
И тут испугался, вдруг когда-нибудь его мать с отцом сделают с ним то же, что деминская мать с Деминым. И он сказал, что родители такие же только. Посчастливей поудачливей - вот как надо было докончить, но Славка не нашел этого точного слова.
В Скалбе Градус оказался на следующее утро в половине одиннадцатого. Волнение вовсю раскручивало свою динамо-машину... Ну? Сказал Свинца или нет? Словно ктото подтолкнул его в спину "Что ж ты сынок?" Так Усач сказал бы! Свинца? Не должен! На тебя настучать - на себя настучать.
Но страшно было - ноги не шли. "А риск сынок? Взял чемодан и беги. И год живешь без звука. Кто не рискует, тот не пьет шампанское!"
Тебе-то хорошо, сказал он невидимому Усачу... Хотел подняться на платформу - оттуда была видна сосна с мопедом и касса "Стоп! Они тебя разыскивать могут. Девка тебя видала, Крыса раскололся. Но где ты? Может вообще отсюда урыл куда подальше! Надо сесть у сосны и ждать бабу - не мельтешить. Баба приходит от одиннадцати до двенадцати!.."
У сосны Градус оглянулся - никого невольно присел за кусты вынул ключ, стал открывать замок. Спокойно же ты спокойно! Кому я тут на фиг нужен? Если, что увижу - уйду!
Он открыл замок бросил его на землю, чтобы никогда больше не поднять нисколько не думая, что мать этим замочком пользовалась лет двадцать наверное.
И вдруг у него за спиной произнесли:
- Извините, это ваш мопед?
Градус глотнул воздуха "А!" Повернулся резко. Подумал: надо на "вы". И не смог, сказал с диким каким-то хрипом, потому, что за сутки почти не сказал никому ни единого слова.
- Ну мой. А твое какое дело?
Он мог вообще не участвовать в этой истории. Ведь он свидетель был просто свидетель. И показания свои выложил. Но, что-то мешало Александру Степановичу Глебову жить спокойно. И он отправился в милицию... Зачем? Ну просто... Может они его снова порасспросят - что-то всплывет.
Однако милиция была холодна озабоченна никто с ним говорить не хотел. Та симпатичная следовательша куда-то уехала. В ее кабинете сидел капитан Камушкин. А у них как известно, отношения не сложились.
Глебов тихо прикрыл дверь. Опустился на стул напротив Любиной: комнаты буду ждать!
Любы он не дождался, но так вышло, что из-за неплотно прикрытой двери к Глебову приполз разговор. Капитан Камушкин давал кому-то данные для ориентировки.
- Да, Гарусов Геннадии Максимович! - резко кричал он. Девятнадцать. Рост средний., что? Без особых без особых примет говорю! Нос прямой лоб со впадиной, лицо одутловатое, надбровные дуги выражены глаза карие небольшие, глубоко посаженные. Ну, а где я тебе возьму особые? Наступила пауза. Потом Камушкин опять закричал - Мопед у него примета! Черный лакированный на передней вилке золотые змеи. Я не видел так хозяин сказал. На бачке буквы золотом "эс", точка "вэ" точка Все!
Глебов нисколько не верил, что найдет. Да он как бы и искать не собирался. Все же походил часа два по поселку. Кончай, глупости это все! Вернулся домой и словно забыл обо всем. Но не забыл. Когда на следующее утро жена Виктория строго попросила его взять Таню и сходить за огурцами для засолки, он подумал опять поищу!
Овощной был у станции. И здесь Глебов посадил трехлетнюю свою Таню на плечи журавлиным шагом пошел по шпалам - там было он знал сырое место. А Танька распевала модные детские песни и крепко держалась за отцовские уши как за уздечку. Наконец Глебов увидел дорожку. По ней уже можно было пройти к отделению банка и "Овощам-фруктам".
Вдруг в кустах он увидел мопед! Золотые змейки! (На самом деле Свинцов-то пытался изобразить два языка пламени). И буквы на бачке. Глебов испугался. Таня сидела у него на плечах держась левой рукой ему за лоб, а правой за ухо. Он оглянулся. Куда ж Таню-то деть? А! В банк можно!
Он вбежал в помещение так громогласно, что женщина выдающая деньги невольно посмотрела на лежащий у нее под "прилавком" пистолет.
- Мне ребенка надо у вас оставить! - тихо, чтобы не слышала Таня заговорил Глебов - На несколько минут!
Он больше ничего не сказал. Да он и не мог больше ничего сказать. Но женщина, которая только, что при виде Глебова проверяла на месте ли ее оружие теперь произнесла.
- Ну оставьте.
- Это детский сад? - спросила Таня.
- Да, - ответила кассирша. - Это детский сад для одного ребенка. - Она взяла бланк побольше шариковую ручку и сказала. - Все рисуют и ты рисуй!
Ее напарница улыбнулась и покачала головой, но без осуждения. Это было последнее, что увидел Глебов. Он выбежал на улицу. Вот он, автомат! Нашел две Копейки, стал набирать Любин номер - занято!
У сосны никого не было. И мопед стоял на месте, никелированный руль подсвечивал сквозь уже покрасневшие листья - если только знать, куда смотреть. Он набрал снова. Длинный гудок, еще полгудка!
- Капитан Камушкин слушает!
- Здравствуйте! - сказал Глебов... И уже чувствовал, добра не будет от этого звонка - Любовь Петровну Марьину можно к телефону?
- Любовь Петровна на задании.
И короткие гудки.
Отчаяние и злость охватили Глебова. Двушек больше нет это он знал твердо Ничего! В банке же есть телефон... Вбежал! Признаться, милая та женщина опять глянула на свои пистолет.
- Господи!, что же вы так врываетесь?
Таня сказала:
- Па-па! - и продолжала рисовать.
У обоих окошек стояли посетители, и Глебов понял это будет слишком долго и слишком неудобно - ждать, просить, звонить. Уж сам не зная зачем, он опять выскочил на улицу, производя, по-видимому, впечатление пьяного или с ума спрыгнувшего.