— Папа, не молчи! Ты от меня вечно что-то скрываешь в последнее время! Так не честно! Что за тайны у двух близких людей! Несколько лет назад я лишилась мамы. А когда я, наконец, привязалась к сире Альвире, то она заболела, как будто злой рок какой-то! Потом я лишилась сестры, которая мне стала почти родной за последнее время… Прошу, не смотри на меня так сердито! Знаю, ты и раньше недолюбливал Ханну, а после побега ее просто возненавидел! Но я не могу ее ненавидеть вместе с тобой…
Врезавшись в равнодушное молчание, как в стенку с разбега, Гретта почувствовала, что рвется тонкая ниточка, соединявшая их с отцом, и так в последнее время подгнивавшая сразу в нескольких местах. В отчаянии она затараторила еще быстрее:
— Сегодня я лишилась жениха, который, как мне казалось, был у меня в кармане! А сейчас у меня такое чувство, что я вот-вот лишусь отца. Тогда я останусь совсем одна… Папочка, миленький, не молчи! Что произошло между тобой и сиром Крёзом? Почему он был так резок сегодня? Почему говорил, мол, тому, кто его подвел, больше нет доверия? Значит, ты его подвел?
Мужчина окинул дочь тяжелым взглядом и заговорил тем тоном, которым, бывало, отчитывал нерадивую служанку за плохо помытый пол:
— Даже если и подвел, то тебя это не касается. Думал, ты ему нравишься, и мои ошибки на его симпатию к тебе не повлияют. Но оказалось, повлияют. А раз так, выхода нет. Тебе придется уехать. Я уже написал в школу благородных девиц. Она находится на другом конце королевства — как раз то, что надо. Там тебя никто не найдет. Ты будешь в безопасности. И не спорь! — прикрикнул он на пораженную девушку, открывшую, было, рот. — Поедешь, как миленькая! Ты должна уехать из дома. Должна и точка!
— Папа, но я…
— Замолчи. Я не намерен тебя уговаривать. Не в том настроении. Еще одно слово — и сядешь под домашний арест ровно до отъезда в школу!
Гретта закусила губу, а вот когда из глаз покатились теплые капли, она даже не пыталась их сдерживать. Плакала, кулачком вытирая мокрое лицо и почти бесшумно всхлипывая, чтобы не раздражать лишний раз отца.
Пусть он увидит, как глубоко ее расстроил! Тогда он поймет, что перестарался с суровостью и раскается в своих словах! Он такой. Вспыльчивый, но отходчивый.
Однако за следующие пол часа сир Фрёд не сказал ни слова. Казалось, он даже думать о дочери забыл. У Гретты тем временем иссякли слезы.
Она сидела, пальчиком выводя узоры на шелковой, каретной обивке. Инстинкт подсказывал ей, что на этот раз строгого родителя переубедить не получится, плачь — не плачь. Неужели и правда придется уехать от единственной родной души?
Внезапно карета остановилась.
В наступившей тишине всхрапнули лошади. Беспокойно заржал жеребец.
Случись на дороге упавшее дерево или какая-нибудь поломка, кучер непременно спешился бы и первым делом бросился докладывать хозяину причину остановки. Слуги, сопровождавшие экипаж позади, тоже засуетились бы… А тут безмолвие. Непонятное и от того невыразимо гнетущее. Ужас какой-то. Катастрофа, а не поездка!
Девушка вопросительно взглянула на отца. Тот, нахмурившись, медленно вытаскивал меч из ножен, стараясь не лязгать металлом. Прислушался к чему-то, подумал немного и достал еще боевой кинжал из сапога.
Девушка сжалась в комок от дурного предчувствия. Свой дражайший кинжал отец доставал только по делу. Либо для тренировки с сиром Андриани, либо…
Снаружи раздалось покашливание, и низкий, хриплый голос произнес:
— Господа, ваши слуги живы, но обезврежены. Как я понял, вам требуется персональное приглашение, чтобы вы, наконец, вышли. Что же. Выходите!
— Оставь нас в покое, негодяй, — рявкнул внезапно отец в сторону голоса. — Убирайся отсюда, поджав свой обрубленный хвост, пока не напоролся на мой меч!
Гретта удивленно взирала на отца. Его лицо исказилось от гнева, а глаза горели каким-то злым, упрямым огнем. Похоже, он намеренно лез на рожон, словно решил сорвать на подвернувшихся бандитах свое накопленное за долгое время раздражение.
— Па-ап, — тоненько пискнула девушка, накрывая своей ладошкой дрожащую от напряжения отцовскую кисть. — Давай не надо?
Сир Фрёд пристально смотрел на дочь, и его взгляд напугал её своим непонятным выражением. То ли досада, то ли ужас, то ли гнев. Наверно, он сейчас мечтал, чтобы девушки здесь не было. Но она здесь. Обуза и драгоценный груз — все сразу. И это необходимо учитывать, вести себя осторожнее. Предусмотрительнее.
Наконец, спустя вечность он громко выдохнул, убрал оба оружия в исходные позиции, и открыл дверцу кареты.