До вечера все спали. Бодрствовали одни лишь дежурные да боевое охранение.
Когда смерклось, стало значительно холоднее. Я велел разбудить бойцов — надо было перейти на более укрытое место, где можно развести костры. Такое место мы нашли в районе Волчьего Камня, в урочище Богдан. Там сразу же развели костры. Около них царило оживление. Сон подбодрил бойцов, и теперь одни рассказывали товарищам разные веселые байки, другие — пели, третьи — уносились в мечтах к тем временам, что настанут после победы.
Тут на тропинке, сбегающей к лагерю, показалась группа Стригачева. Она гнала трех овец, тащила большой медный котел. Это повысило настроение бойцов, послышались голоса, что вот, дескать, и мечты иногда сбываются.
— Ну, теперь порубаем, — вскричал длинноногий Димитр Тошев (Виктор). — Полакомимся баранинкой после нынешнего кавалерийского галопа.
— Да тебе, длинному, одному целой овцы не хватит, — поддел его Петр Младенов.
— Ну, ты вроде бы тоже не малявка, — с иронией прервал его Виктор. — И сам, небось, овцу смолотишь.
К ним подошел Димитр Грыбчев (Соколов) — комиссар второго батальона. Глянул на них сквозь выпуклые стекла очков и сказал:
— Чем спорить, кто больше съест, идите-ка да наберите дров. Идите, идите!
— Эх, до чего ж суровый человек этот Соколов, и пошутить не даст! — проговорил Младенов.
— Подобные шутки, которые только дразнят у людей аппетит, у нас неуместны, — философски заключил Соколов.
А вообще-то никто и не ожидал приказа насчет дров. Пока одни собирали их, несколько бойцов занялись овцами, закололи их, освежевали, разделали туши. Над огнем повис котел, полный мяса.
Веселье вокруг разгорелось еще пуще. У всех развязались языки. Разговорились даже такие молчальники, как Велко, бай Захарий, Стойчо и Станка. Только ее брат Иван все еще хранил молчание — будто выжидал за него цены побольше.
— Слышь, сказал бы чего, Иван! — бросил ему Виктор. — Или все не можешь забыть отцовских коровушек? Брось, не думай! Что с них толку, с этих мыслей? И мне ведь тоже было жаль дедовых коров, но превозмог — превозмоги и ты.
Иван ничего не ответил, только вздохнул и почесал нос. За него ответила сестра:
— Было б ему жаль коров, он бы тут не сидел.
— Ну, как сказать. Мне вот жалко было не только коров, но и кур, а все же я ушел в лес. Все зависит от того, кто и как тебя убеждал.
За разговорами быстро бежит время. И не заметили, как закипела вода, сварилось мясо. Потом в котел заложили вторую порцию — и так вот до утра сготовили все мясо. Насытить всех оно, конечно, не смогло, но острый голод удалось притупить.
ВСТРЕЧА С ДУПНИЧАНАМИ
Всю ночь прождали мы группу Пчелинского. Пока не рассвело, оставалась надежда, что они вернутся, но когда забрезжил рассвет, надежда начала таять.
— Что там с ними стряслось? Заблудились или на засаду налетели? Будто сквозь землю провалились, — говорили в штабе.
— Придут, — подбадривал Болгаранов. — Небось, наелись до отвалу, а потом решили подремать где-нибудь на полянке.
Только он это проговорил, один из часовых громко свистнул.
— Наверное, группа пришла, — сказал Нинко.
— Если она, зачем бы ему нас вызывать? Похоже, тут что-то иное, — ответил Болгаранов, подавая мне знак, чтоб я сходил узнать.
Возле часового стоял смуглый парень с обожженным солнцем лицом, в бриджах, на ногах — онучи. За спиной у него висел карабин.
— Я из людей Жельо, — сказал парень, крепко пожимая мне руку. — Долго же мы вас ждали.
До того это меня взволновало, что захотелось подхватить его на руки. Ведь это же было больше, чем просто счастье, — счастье, свалившееся на нас совсем неожиданно.
— А где ваши? Когда можем встретиться с ними?
— Да здесь, близко. Хоть сейчас отведу.
Парня, который нас так обрадовал, звали Асеном Оранским (Голица). Был он одним из первых партизан Дупницкого отряда. Теперь бригада могла быть спокойна. В лице Оранского, который почти всю свою жизнь провел в горах, мы имели отличного проводника. Он с завязанными глазами проведет нас через любые, самые глубокие ущелья, отыщет тропку там, где никто другой ее и не увидит.