Слова не помогли, бойцы их просто не воспринимали. Я решил действовать. Схватил первую попавшуюся на глаза палку и принялся стегать ею по спинам. Это простое средство так сильно подействовало на партизан, что они, словно на пружинах, выскакивали из кювета и бежали к мосту. За несколько минут кювет опустел. Вся бригада миновала мост.
Когда к врагу прибыло подкрепление, мы уже были на противоположном берегу и поднимались к Царевой вершине. В колонне отсутствовали Бонев, Милка, Пырван, Стоян Гюров, Павел, Свиленка, моя односельчанка Гюлена, тетушка Цвета, Инже, Петр Асенов, Исаак Талви и еще несколько человек, чьих имен я не знал. Некоторые из них погибли, других ранило, а третьи просто не успели перебраться по мосту и попали в плен. В колонне говорили о гибели Инже, партизана из села Рила Дупницкой околии. Изрешеченный очередью вражеского пулемета, он умер с «Марсельезой» на устах.
На мосту рядом с Инже сложили головы и Петр Асенов, Стоян Гюров из Трынского края, Исаак Талви из Софии и еще несколько человек из Дупницкого отряда. Были ранены бай Захарий, Бойка, интендант Стригачев и другие.
Враги живьем схватили тетушку Цвету. Мужественно держалась она в полицейском управлении в Дупнице, куда ее доставили. Разъяренные палачи снова отвезли ее в Рилу и расстреляли. После 9 сентября 1944 года мы отыскали среди скал лишь клочки ее одежды.
Переход через мост стал одним из самых больших испытаний бойцов и командиров бригады. Преодолеть строго ограниченный участок, который со всех сторон обстреливается из автоматического оружия, где рвутся гранаты, разбрасывая вокруг десятки несущих смерть осколков, — могут лишь люди, которые борются за великое и святое дело, за то, что касается всего народа. Такое под силу лишь тем, кто глубоко сознает, что без жертв этой великой цели не достичь.
Во время этой героической переправы совершил подвиг и Белчо — наш любимый конь. Когда бойцы уже миновали мост, он все еще оставался на том берегу. Белчо огляделся, прислушался и, разобрав голос Стефана Василева, который сопровождал его всю дорогу и сейчас громко звал с противоположной стороны, устремился на зов. Стараясь не поскользнуться, словно сознавая ценность доверенного ему груза, он в несколько прыжков перемахнул мост. Приблизившись к нам, он радостно фыркнул, изогнул шею и потерся головой о плечо Стефана, которого, видимо, считал своим хозяином.
Многие из нас слышали о Царевой вершине. Она так же высока, как знаменитый Юмрукчал, но ее 2376 метров с близкого расстояния не выглядят столь внушительно. Отроги, со всех сторон окружающие вершину, вводят в заблуждение всех, кто впервые поднимается на нее. Кажется, что вершина совсем близко. Но вскарабкаешься на один из этих конусов — за ним открывается новый, его преодолеешь — там ждет еще один. И это повторяется несколько раз. Много времени потратишь, пока доберешься до самой вершины, много привалов придется сделать.
Трудно дался нам этот подъем, и все же мы чувствовали себя увереннее именно тогда, когда двигались вверх, чем когда приходилось спускаться в долины. Они сковывали нас, ставили в невыгодные условия, таили бесчисленные опасности. А в то же время в горах нам трудно было найти еду.
Пусто было сейчас на вершине. Ничего живого. Ни птицы не летали, не слышалось даже стрекотанья кузнечиков. Снег здесь только-только сошел. Бесформенные пятна его еще белели в ямах и расщелинах.
Вокруг поднимались густые хвойные леса, а на юге, на зеленой равнине, словно цветущие деревья в фруктовом саду, едва проступали сквозь летнее марево десятки далеких сел.
Пока растянувшаяся длинной вереницей бригада преодолевала подъем, я отправил нескольких партизан на поиски съестного. Все мы стали весьма неприхотливы к еде: готовы были съесть и конину, и собачатину, и мясо какой угодно еще животины, на которое, пока не пошли в партизаны, даже бы и не взглянули.
Если не считать той телки, которую мы держали про запас и от которой на долю каждого досталось по кусочку граммов в пятьдесят, мы от «Гранитоида» до Царевой вершины ничего больше не ели. Поэтому и поднимались на нее черепашьими темпами. Поэтому и посланной мною группе я дал весьма категорическое указание: без съестного и на глаза нам не показываться. Мы знали, что в это время года в Риле не встретишь ни единого стада. А все ж у каждого в глубине души теплилась надежда. Надеяться ведь никому не заказано. Надеются даже те, кому уж вовсе не на что рассчитывать. Хоть бы мы оказались не из таких!
ДАЛЬНЕЙШИЙ ПУТЬ