Я удивилась этому вопросу, потому что в этом человеке было прекрасно все — цвет глаз, правильные черты лица, запах одеколона, одежда и авто, в котором он перемещался. Я совсем не думала об его машине!
— С чего вы взяли что не понравилось? — спросила я, зардевшись тонкому комплименту.
— Ты поморщилась, — заметил он, не переставая скользить по мне взглядом. — Я не мог не заметить этого.
Благородный, красивый, успешный, а теперь еще и это — внимательный. Где именно заканчиваются его достоинства и начинаются недостатки?!
— Цвет салона, — поспешно ответила я, словно это могло остановить его интерес. — Я сравнила его с шоколадом, а это настолько избитое клише, что просто стыдно.
Он улыбнулся, приподняв уголки губ. Но ему было не обязательно делать это — его глаза совершенно замечательно передавали эту эмоцию.
— Любишь быть оригинальной? — продолжил спрашивать этот великолепный мужчина, словно это действительно было важно для него.
— Вы спросили меня об этом, — уточнила я с нажимом, почувствовав в его словах угрозу. — Я просто не люблю быть посредственной, хотя бы в своей голове.
Незнакомец кивнул, а еще раз взглянула на свои руки, покрытые красными линиями от прикоснувшегося к ним ивового прута. Они выглядели ужасно, но не страшно. Все пройдет через день, а то и раньше!
— Можно было назвать салон каштановым?
Я привыкла, что с мнением детей, как и с мыслями, высказанными в слух, мало считаются. А я была ребенком, которому исполнится восемнадцать только в следующем году.
— Это не каштан, — возразила я, вновь обратив внимание на обивку.
Я провела по ней пальцами и вновь обратила внимание на странного знакомца с растрепавшимися светлыми волосами.
— Что же это значит быть посредственной для тебя?
— Мыслить общепринятыми категориями, — ответила я, а сама поправила футболку, когда он остановил взгляд, где-то в середине моей груди.
А потом и вовсе запахнулась в чужой пиджак. У этой дурацкой ситуации должны были быть свои плюсы. Пусть даже это одежда с чужого плеча!
— Хм, — продолжил мой собеседник и спаситель в одном лице. — Тогда медвежий[1]?
Он вновь улыбнулся, но теперь не смешливо, как перед этим, а так что потеплело на душе.
— Нет, этот красивый, а медвежий — он бурый и грязный.
Это было удовольствием говорить с кем-то на языке, которому меня научила мама. Отец пока она была жива смеялся тому, что у него под боком зреет «клуб» со своим тайным языком, но сам не знал ни одного, кроме матерного или технического, уточняя, что на работе они сливаются в один. Потом же нам двоим стало не до веселья.
— Дыра перестает быть дырой с каждой новой секундой, — проговорил мужчина, кося взглядом в мою сторону. — Слышишь, Дэн?
Водитель не ответил, а я, закусив губу отвернулась.
— Фехтующие во дворах дети, говорящие на французском — это что-то запредельное для моего понимания этой страны!
Я продолжала смотреть на пробегающий знакомый пейзаж и старалась никак не реагировать на эту провокацию. Хвастаться и говорить, что я ого-го-го?! Я не собиралась. Достаточно того, что он заметил этот мой взгляд. Наверняка, с разинутым ртом!
— Мы не познакомились, — вновь подал голос «француз». — Как тебя зовут, девочка?
— Мужчины представляются первыми, — заметила я серьезно и, если честно, из чистого упрямства, а не для того, чтобы еще больше подчеркнуть свою исключительность.
Мне было неспокойно рядом с ним. В голову не лезли гадкие мысли о чем-то грязном пошлом, преступном и мерзком. Просто он рушил мой мир, оказавшись совсем другим взрослым. Он вел себя так, как я и не мечтала — он считался со мной.
Вот.
А я не знала, как вести себя с этой мечтой, потому что думала встретиться с ней через пару лет, когда стану раскрасавицей.
— Что? — переспросил он, приподняв бровь.
В глазах его голубых глазах пробежало выражение недоумения, а потом рассыпалась дюжина светлых искр улыбки. Он смеялся и делал это так, что это невольно притягивало взгляд, запрокинув голову, представив взору гладко выбритую шею и заполняя своим смехом салон автомобиля. Его смех заполнил салон, и я не смогла не улыбнуться, заразившись этим весельем.
— Извини, что-то я и в самом деле забылся, — произнес он наконец, кашлянув напоследок. — Меня зовут Николас.
Мимика его лица тоже поразила меня. Он не кривлялся. Нет-нет! Она была выразительной, а в купе с передающими эмоциями глазами просто непередаваемой.
— Артемида, — откликнулась я, но не нехотя, вытащила руку и пожала протянутую мне ладонь.
Назови он сокращенный вариант своего имени, то и я сделала также. Потому что…