Диван на первом этаже не широкий, но довольно удобный, и я, преисполненный переживаниями от переезда, быстро засыпаю, обняв подушку. Сновидений как будто нет, но даже сквозь сон мне настойчиво кажется, что за мной наблюдают.
Открываю глаза, стараясь привыкнуть к кромешной тьме, и невольно приподнимаюсь на руках, когда мне мерещится светлая полоса бинта, мелькнувшая в паре метров справа. Потираю веки, моргаю и снова смотрю туда, где стоит кресло, постепенно различая очертания женской фигуры. Глаза Леры блестят в темноте.
– Кошмары? – спрашиваю я, не находя другой причины, которая могла бы выгнать ее из теплой уютной постели.
Лера склоняет голову на бок и неопределенно пожимает плечами. Решаю, что бессмысленно выпытывать у нее что–то – приходится привыкнуть, что Лера теперь не говорит.
Откидываю одеяло, спуская ноги на пол, и тяну вперед руку, предлагая ее Лере. Ее взгляд замирает на моей протянутой ладони, и на секунду мне кажется, что рука Леры потянется ко мне, но, дрогнув, она остается на месте. К счастью, она сама покорно встает, следуя за мной в направлении спальни.
Я жду, пока Лера снова заберется под одеяло, накрываю им ее сверху и подтыкаю углы по краям. Она напряженным взглядом следит за моими манипуляциями, словно я могу нарушить не озвученный запрет и прикоснуться к ней. Но я и не пытаюсь рисковать: за все время, прошедшее с тех пор, как нас вызволили из плена, Лера впервые позволяет мне так открыто за собой ухаживать и не сбегает.
Наши взгляды встречаются, и… я даже не знаю, что именно вижу в ее глазах. Мне чудится нежность и беззащитность. Лера выглядит расстроенной и бесконечно одинокой.
– Мне побыть с тобой, пока ты уснешь? – я надеюсь продлить время до того, как мне придется оставить ее и уйти.
Я скучаю по Лере. Скучаю по возможности коснуться ее, почувствовать тепло нежной кожи. Мне до боли хочется услышать ее голос. И ничего этого нет: Лера не подпускает меня к себе ближе, чем на пару шагов, но и в эти мгновения зорко следит за каждым движением моих рук.
Сегодня особенный день – она не прогоняет. Ее уверенный кивок разрешает мне улечься на другую половину кровати, повернувшись к Лере лицом. Она тоже смотрит на меня, положив ладони под щеку.
Сейчас повязки на ее шее не видно, мягкие рыжие пряди аккуратными волнами лежат на подушке, а щеки чуть розовеют, выдавая беспокойство. «Родная». С недавних пор это слово все чаще приходит мне на ум, когда я думаю о Лере. Она уже настолько стала частью меня, что лишиться ее – страшнее, чем все пытки Серого.
Лера погружается в дремоту, отрывисто вздыхая. Она теперь всегда так дышит, будто каждый вздох – борьба с самой собой. И вечное напоминание мне, что я ее не уберег.
Вместе с тем, как Лера засыпает, я понимаю, что время, когда мне позволено лежать рядом, истекает, и поэтому ворочаюсь, начиная вставать. Мою попытку побега замечают: Лера тут же принимает сидячее положение, обеспокоенно глядя на меня.
Я немного растерян. В больнице Лера искала моего общества оттого, что боялась, будто я умру, – мы с ней оба переживаем за жизни друг друга. Но зачем я ей здесь, в доме, когда опасности нет, а пойти на сближение она явно не готова?
Непонимающе смотрю на нее, и неожиданно Лера протягивает руку вперед, похлопывая по моей подушке.
– Мне лечь обратно?
Кивок.
– Ты хочешь, чтобы мы ночевали вместе?
Я не имею в виду ничего, кроме сна в одной кровати, но Лера поджимает губы, размышляя, и кивает только спустя минуту.
«Хочу».
Снова укладываюсь на место, забираясь под одеяло, и наблюдаю, как Лера отодвигается к самому краю постели. Мне даже кажется, что еще немного, и она упадет, но именно там – на расстоянии больше, чем вытянутой руки от меня, – она чувствует себя достаточно в безопасности, чтобы, наконец, заснуть.
Глава 10
Дни начинают течь за днями, принося в нашу жизнь относительное умиротворение и покой. Я планомерно навожу порядок в доме, шаг за шагом очищая от пыли и неизбежного хлама новое жилище.