При ближайшем рассмотрении я понимаю, что нам досталось настоящее сокровище: дом большой, но он словно создан для того, чтобы жильцы в нем были счастливы. В любой комнате тебя встречают стены из дубовых бревен, деревянная мебель, тканые ковры и свечи, расставленные то тут, то там. В гостиной у камина примостился небольшой дровник, а на кухне – по бокам от печи – свисают декоративные вязанки трав и чеснока. Дом похож на те, что рисуют в книжках – здесь обязательно должен жить добрый домовой и звучать смех.
К сожалению, смеяться пока некому. Лера хранит молчание, и, хотя я точно знаю, что врач Ольга Ивановна рекомендовала ей пытаться напрягать связки, чтобы заговорить, я ни разу не видел, чтобы она это делала.
Лера похожа на грустную тучу: ее губы практически не улыбаются, а взгляд неизменно обеспокоенный и тоскливый. Почти все свое время она проводит, сидя на крыльце и глядя на синюю гладь озера.
Она не плачет.
И иногда мне кажется, что я мечтаю увидеть ее слезы: плач приносит опустошение в души людей, но, вместе с тем, он очищает, освобождая место для чего–то нового. Лера же застряла на том ужасе и боли, которые ей довелось пережить, и не хочет бороться со своими внутренними демонами. Я бы помог, попытался вытащить ее на свет, да только Лера отгородилась от меня стеной из непробиваемой тишины и почти игнорирует.
Только ночами я могу помечтать, что все беды и страхи остались позади: иногда, лежа без сна, я часами любуюсь ее лицом, борясь с желанием коснуться дрожащих ресниц мягким поцелуем.
Лера красивая, она самая красивая из всех девушек, которых я когда–либо знал. И я люблю ее так сильно, что порой сердце колит от недосказанности и пустоты. Я не сдаюсь, я верю, что спокойствие мирной жизни, когда уже ничто не угрожает завтрашнему дню, когда–нибудь сумеет разрушить лед ее отстраненности.
Я ей нужен.
Это странно и, пожалуй, самонадеянно, но в моей душе все крепче прорастает семя уверенности в том, что я необходим Лере. Пока не как любимый, только друг, почти брат. Но мы здесь вдвоем, она согласилась на это. У нас впереди целая жизнь, и я дождусь того момента, когда Лера будет готова принять мою любовь. Ей даже не нужно любить меня в ответ – моего собственного чувства с лихвой хватит на двоих.
Сегодня прекрасный день, один из тех последних подарков августа, когда воздух пропитан теплом и запахом умиротворения. Я готовлю для Леры сюрприз: свежие ароматные булочки с маком и сахарной пудрой уже легли в плетеную корзинку, а душистый настой теплого шиповника, полезный для ее горла, налит в пузатый термос. На полке возле входа приготовлен свернутый плед, ожидающий согласия или отказа Леры пойти со мной на пикник.
Я нахожу ее в спальне, где она сидит на краю кровати, яростно вытирая полотенцем непослушные локоны. С грустью понимаю, что она снова принимала душ. Это похоже на навязчивую идею, но Лера моется по три–четыре раза в день. Она до красноты натирает свое тело, стараясь оттереть несуществующую грязь.
«Я грязная…». Одни из последних слов, произнесенных Лерой, и похоже, что она до сих пор верит в них, виня себя и наказывая нежную кожу.
Она поднимает на меня раскрасневшееся лицо и механически касается бинта на шее. Полотенце ложится на колени, а Лера вопросительно смотрит на меня. Подхожу ближе, останавливаясь в безопасном для нее метре, – я с точностью до сантиметра выучил расстояние, которое мне не стоит нарушать при свете дня.
– Я приглашаю тебя на ужин, – выдавливаю доброжелательную улыбку, стараясь не показать, как меня расстраивают ее бесконечные отмокания в душе. – Сегодня предлагаю поесть на берегу – погода чудесная, грех не воспользоваться этим.
Лера размышляет, и я надеюсь, что перед ее глазами сейчас не встают картинки возможных издевательств, которым я мог бы подвергнуть ее, если она согласится. Впрочем, насколько я могу судить, Лера не паникует, просто взвешивает все «за» и «против», и уже через полчаса я, счастливый, расстилаю на траву плед, опуская на угол ткани корзинку с выпечкой.
Мы едим не спеша, наслаждаясь красотой окружающей природы. Размеренный плеск воды, ласкающее прикосновение теплого ветерка, касающегося лица и играющего с волосами. Я с упоением наблюдаю, как Лера с аппетитом поглощает одну булочку за другой, и задерживаю дыхание, замечая ее облизывание пальцев, – белая пудра сахара кажется ей достойной того, чтобы не оставить ни грамма.