Вадим не сводит взгляда с ее лица, и уже это раздражает меня. Он пялится на девушку, которая должна быть моей. Мы с Лерой вместе. Привыкаем друг к другу, учимся жить вместе. Какого черта ему надо?
– Спасибо, Солнце, – он улыбается и тянется за напитком.
Меня бесит это прозвище, и я усиленно дую в чашку, выплескивая свою злость.
Лера тоже смотрит на Вадима, напряженно, но с плохо скрываемым интересом. Вадим сжимает в пальцах ручку кружки и, когда Лера начинает отворачиваться от него, его рука касается ее запястья. Все происходит в секунду, но по телу Леры пробегает дрожь, она делает инстинктивный шаг назад и покачивается, наклоняя поднос вперед. Третья чашка скользит вниз, и ее содержимое выливается точно на бедра Вадима. Он морщится, охая от неожиданности, и привстает, но быстро берет себя в руки и оседает обратно на диван.
Лера, поняв, что натворила, делает неопределенные движения вперед–назад, а потом бросается на кухню, почти сразу возвращаясь обратно и сжимая в руке полотенце. Я уж решаю, что Вадиму перепадет возможность, когда Лера станет заботиться о нем, помогая оттереть штаны, но, к счастью, этого не происходит. Она подает ему полотенце, и Вадим снова нарушает правила: его пальцы касаются ее. Лера проявляет раздражение, буквально отдергивая руку, и тут же скрывается от нас, уходя в свою комнату.
– Ее нельзя трогать, – сообщаю я на случай, если Вадим не в курсе, на что он награждает меня снисходительным взглядом.
– Я слышал, Антон. Только мы с ней старые друзья, тебя еще и рядом не было, когда она уже доверяла мне, как себе.
– Все изменилось, – резко говорю я.
– Точно, – Вадим улыбается, хотя его улыбка кажется искусственной. – Изменилось. Ты влез в нашу жизнь.
Встаю со своего места, сжимая кулаки. Надо отвлечься! Подхожу к камину, опускаясь рядом на корточки. Кочергой с витиеватой ручкой шевелю почти истлевшие в огне поленца и подбрасываю новые. Жар подпитавшегося пламени прижигает кожу, мое лицо становится красным, но я не отворачиваюсь. Любуюсь диким и опасным танцем, который как в тусклом зеркале отражается в почерневших кирпичах.
– Я не виноват, что все так вышло, – говорю я огню.
– Не виноват, – соглашается Вадим, хотя в его голосе и нет особой уверенности. – Она боится тебя. Что ты ей сделал?
Резко оборачиваюсь.
– Тебя она тоже боится! – защищаюсь я.
Вадим выглядит озабоченным, даже немного растерянным, и внезапно я понимаю, что он не знает всего, что случилось с Лерой. Ольга Ивановна говорила, что только нескольким людям известно о сексуальном насилии, совершенном над Лерой, остальные же уверены, что ее только били и нанесли увечье ножом. И так только лучше: незачем к ее физической боли примешивать еще и унижение от того, что о произошедшем будут знать посторонние.
– У нее есть особый повод для страхов? – тихо спрашивает Вадим.
Вглядываюсь в его лицо, решая, хочу ли я, чтобы он знал. Это не его тайна. Но, если разобраться, и не моя. Они с Лерой друзья. Слишком близкие. Если бы Лера могла говорить, то, наверное, призналась бы ему, пожаловалась.
Или ничего бы не сказала?
Внутренний голос, словно издеваясь, подсовывает мне мысль о том, что если Вадим не узнает о причине страхов Леры, то будет и дальше вести себя нахально и агрессивно. Ей не может это понравиться. Лера будет злиться. А еще она будет пугаться. И страдать. Это подло с моей стороны, но я решаюсь, надеясь, что в итоге она укажет Вадиму на дверь.
– А ты спроси у нее, – говорю я.
Вадим хмурится.
– Издеваешься?
– Нисколько! – отряхиваю руки от сажи, подвешиваю кочергу на петлю. – Вы же друзья? – выделяю это слово. – Вот и спроси!
Выхожу из гостиной и делаю первые шаги по ступеням, когда Вадим появляется в дверях, окликая меня.
– И где мне спать? – интересуется он.
Оборачиваюсь.
– У себя дома!
Он усмехается и выглядит победителем. Как ему это удается?