Лера не перестает дрожать, я опасаюсь, что она заболеет: ее наверняка и так ослабило дежурство у моей кровати, пока я лежал с температурой, а если теперь она еще и замерзнет…
– Пойдем в дом?
Не реагирует.
– Лера, пожалуйста.
Все равно ничего.
– Я схожу и принесу тебе что–нибудь теплое, плед или одеяло, хорошо?
Безразличие.
– Ты только никуда не уходи…
Оставляю ее с болью в сердце и торопливо иду к дому.
Врываюсь в гостиную, распахивая шкаф и извлекая оттуда большое одеяло. Разворачиваюсь, натыкаясь на Вадима. Я не слышал, как он подошел: стоит слишком близко, блокирует выход.
– Уйди с дороги! – командую я.
– Не дождешься! – внезапно Вадим выставляет вперед руки и толкает меня. – Я никак не мог понять, какого лешего происходит! – выпаливает он. – И сегодня меня, наконец, осенило! То, что происходит с Лерой, это не каприз или упрямство, это ужас, панический и бесконтрольный. Я видел ее глаза, когда целовал… Лера знает, чего именно боится! Она боится меня, тебя. Вообще мужчин. Всех мужчин!
Я растерян, и он этим пользуется: снова толкает. Я все ближе отхожу к стене, а Вадим, наоборот, наступает, не прекращая ударов.
– Ее изнасиловали!
Опускаю глаза, когда чувство вины обрушивается в полную силу.
– Почему ты позволил?! – Вадим в ярости. – Почему?
Он сжимает руку в кулак и бьет в живот. Я сгибаюсь от резкой боли.
– Почему ты не защитил ее?!
«Я и не защитил, и сам принимал участие в этом…».
Вадим снова наносит удар. Они начинают сыпаться градом: все новые и все чаще, а я не знаю до конца, почему не защищаюсь. Вероятно, потому, что в душе я думаю так же… «Я позволил…».
– И ты еще говоришь, что любишь ее? Не хочешь отпускать? – Вадим выкрикивает обвинения, острыми стрелами вонзающиеся в мое сердце. – Если бы ты ее любил, то не допустил бы подобного!
Что–то переключается во мне, словно тумблер щелкает: нет, нет, нет. Если бы я не любил Леру – с ней бы ничего не случилось! Ее использовали, чтобы добраться до меня! Лера пострадала как раз из–за моей любви!
Вскидываю голову и выставляю руки, роняя одеяло, которое до этого сжимал мертвой хваткой. Отбиваю очередной удар, который грозил угодить мне в челюсть. Резко перехожу в наступление: замахиваюсь, попадая Вадиму в плечо.
– Не смей лезть в мою любовь! Не тебе решать!
Вадим отвлекается и получает в лицо. Сцепляемся, нанося друг другу беспорядочные побои. Ни один особо не целится, а желание всего одно: выплеснуть накопившиеся боль и обиду. У нас обоих этого хватает. Мы оба ее любим. Я верю Вадиму! Она ему не безразлична! Как и мне!
Спотыкаемся, падаем на кресло, и под нашей тяжестью оно переворачивается. Валимся, но продолжаем барахтаться. У меня из носа идет кровь, Вадим, насколько я могу судить, тоже пострадал, однако ни один не отступает. Вадим наваливается на меня сверху, встряхивает, как мешок с мукой… И мы оба замираем, как парализованные, когда сверху на нас обрушивается поток холодной воды. Удивленно взираем на нашего общего обидчика: Лера стоит в полуметре справа с пустым ведром в руках и волком смотрит на нашу корявую позу.
Вадим отталкивает меня в сторону, вставая, и отряхивает рубашку. Вытирает кровь, стекающую по подбородку. Я сажусь на полу, отползая к дивану, и, кряхтя, забираюсь на него. Тыльной стороной руки размазываю собственную кровь. Тонкий ручеек воды скользит вниз по позвоночнику.
Поглядываем друг на друга с не утихшим раздражением и избегаем поймать взгляд Леры. На пару мгновений она скрывается на кухне, возвращаясь с двумя влажными полотенцами. Передает одно мне, второе относит Вадиму – он стоит у окна, опираясь на стену.
Я наблюдаю за ними, прижимая полотенце к носу. Оно холодит место удара, но я все равно морщусь от неприятных ощущений. И они, если подумать, больше моральные, а не физические. Мы с Вадимом соперники за ее сердце. Ни один не уступит. И ни один не получит ее, если она сама этого не захочет. Сколько бы мы не дрались, Лера всегда может выбрать третьего.