Мягкие шаги в коридоре прерывают мои раздумья: Лера открывает дверь, заглядывает внутрь. Я смотрю на нее, она на меня. Ее плечи покрыты тем пледом, что я дал, она все еще немного дрожит.
Мы не разрываем взглядов, когда Лера подходит все ближе, зачем–то идет к моей половине кровати, становится рядом. Чего она хочет? Решилась на то, чтобы все–таки уйти и собирается поставить меня в известность? Я трушу, но все еще зол. На нее, на Вадима. И на себя тоже.
– Спокойной ночи, твоя половина койки там, – киваю головой в нужном направлении и, не дожидаясь ответа, отворачиваюсь, накрываясь с головой одеялом.
Она не двигается, я слышу ее приглушенное всхлипывание, оно совсем близко и так похоже на просьбу о помощи...
Сжимаю челюсти и мну пальцами простынь: почему бы ей просто не уйти? Не оставить меня в покое, хоть ненадолго? Мне нужно время! Я все перетерплю, я ко всему привыкну. Смогу принять ее жертву и быть благодарным до конца своих дней. Но не сейчас, ни этой ночью, когда сердце истекает кровью, понимая, что я не любим, что спасать меня – ее привычка.
Наконец, Лера оставляет меня одного. Ее легкая поступь эхом отзывается в моей голове, а слезы жгут глаза, но я держусь из последних сил. Не стоит. Я ведь должен быть счастлив, правда?
Шум воды не стихает много минут подряд, Лера мучает свое тело, и я почти вижу, как жесткая мочалка скользит по ее плавным изгибам, проходится по тайным местам. Гулко выдыхаю, взбивая подушку, – запретные мысли, я делаю только хуже самому себе. Лера для Вадима, а он для нее? Ревность – моя подруга, одиночество – моя судьба.
В коридоре снова раздаются ее тихие шаги, из–под опущенных ресниц я наблюдаю, как Лера подходит все ближе. Простая темная рубашка прикрывает любимое мной тело, а неизменный бинт ярким пятном светится в полумраке. Зачем–то прикидываюсь спящим, не шевелюсь и реже дышу.
Лера садится на корточки возле меня, и я кожей чувствую ее взгляд. Сердце ускоряется: ее близость волнует, ее запах, который не отбить ни одному мылу, рождает воспоминания нашего запретного слияния. Я иногда вижу это в кошмарах – я хочу думать, что это кошмары, потому что насилие нельзя назвать никак иначе, – но каждый раз мое тело реагирует по–своему: оно помнит, как наслаждалось, знает, как томилось, и настойчиво грезит о повторении. Лера тянет ко мне руку, она совсем близко, еще пара секунд и ее пальцы коснутся моего лица…
Все прекращается внезапно: громкий выдох, всхлипывание – и она убегает, даже не закрыв за собой дверь. Страх победил, не дав ей прикинуться влюбленной.
Она касалась Вадима? С ним у нее получилось перебороть себя? Сажусь на постели, не находя себе места. На его щеке появилась такая же метка, как была у меня: Лера воспротивилась его поцелую. Впрочем, мой ей тоже пришелся не по душе.
Глухой хлопок где–то на первом этаже привлекает мое внимание. Не сразу соображаю, на что похож этот звук, словно закрылась входная дверь… Два часа ночи, с чего бы Лере уходить? Торопится к Вадиму?
Что–то не так, не ночью, не в одной ночной рубашке!
Торопливо перебираю в голове другие возможные источники шума и не нахожу их. Тревога вспыхивает в один миг, и я подскакиваю с кровати, на ходу натягивая футболку и штаны.
Заглядываю на кухню и в гостиную – никого. Выскакиваю на улицу: морозная осенняя ночь, кругом непроглядная темнота, разбавляемая только светом луны. Озеро блестит шероховатой гладью. Беспокойная тишина, которую нарушает только одинокий всплеск воды где–то в стороне.
Не успевая подумать, я бросаюсь на звук: ноги спешно приближают меня к злосчастному берегу, где сегодня днем я нашел Лера. Всматриваюсь в расходящиеся круги на темно–синем зеркале и с воплем ее имени на устах замечаю голову Лера в нескольких метрах от берега. Бросаюсь в воду.
Внутренний голос едва слышно протестует, напоминая, что я не умею плавать, но отчаянный порыв добраться до любимой и спасти ее побеждает все инстинкты: я перебираю ногами, углубляясь в мокрую ледяную пучину. Холод такой, что тело пронзают острые стрелы, но я падаю на живот и пытаюсь грести руками.