«Мне не понравился секс. Было больно и противно. Унизительно. Не хочу все снова".
Прикрываю глаза, останавливаясь. Может, зря я лезу в это? Но второго шанса, скорее всего не будет.
"Антон все видел. И… он делал так же, не сам, но я все равно больше не хочу. Больно. И противно".
Стискиваю зубы: я догадывался, что так будет, но почему–то обманывался наивной надеждой, что Лера не было со мной мучительно плохо, ведь мое–то тело… оценило, как сладко сливаться с ней воедино.
«Хотя мне не противно, даже приятно, когда он меня целует. Мне это нравится. И, бывает, я нервничаю от его прикосновений – они вызывают волнение в груди, это непривычно. Но я ведь знаю, что снова будет больно. Не хочу».
Поднимаю растерянный и полный сожаления взгляд на Леру: она внимательно рассматривает свои коленки, перебирая пальцами ткань платья. На душе внезапно становится так холодно и одиноко, что, кажется, стены темницы вновь сомкнулись вокруг меня.
– Честно сказать, я советовала комиссии подыскать для вас психолога по сексуальным вопросам, но, поскольку об изнасиловании, – от слов врача Лера вздрагивает, – решили никому не говорить, то и не срослось.
Ольга Ивановна заметно обеспокоена, хотя старается делать вид, что все нормально. Она забирает у меня блокнот и, переглянувшись с Лерой, отправляет меня прочь.
– Может, сходишь чайку попьешь, Антон? Или в душ на часок? А мы с твоей женой пока пошепчемся, как подружки.
Как это ни стыдно, но я не против сбежать: Лера не останется одна, а мне бы надо привести чувства в порядок. Закрываюсь в спальне и укладываюсь на кровать, подложив руки под голову. Хоровод мыслей в голове вызывает мигрень: как бы я себя чувствовал, любя кого–то, но страшась его прикосновений?
Не замечаю, как дремота неспешными шагами подбирается к изголовью постели, и прихожу в себя, только спустя час или даже больше. Выглядываю в окно, за которым уже сгустились сумерки, и решаю, что дал достаточно времени врачу, чтобы поговорить с моей женой.
Я застаю их по–прежнему сидящими в гостиной, Лера облокотилась на спинку дивана, а врач рядом с ней, улыбающаяся и, кажется, довольная. Лера оборачивается и выдавливает смущенную улыбку.
– Все нормально? – спрашиваю я, она кивает.
– Присаживайся, Антон, – предлагает Ольга Ивановна, уступая мне место. – Мы тут с Лера немного поболтали…
Я заинтригован и подсаживаюсь почти вплотную к жене, она не отодвигается.
– У меня к вам всего один вопрос. Достаточно ли двое вы привязаны друг к другу, чтобы попытаться перебороть страхи, которые засели в голове у Леры?
Я соглашаюсь сразу же, жена, чуть помедлив, тоже.
– Тогда все проще простого, все, что вам надо, – завести маленькую семейную традицию: спать голышом!
Если бы я в этот момент ел, то, несомненно, подавился бы от неожиданности. Вытаращиваю глаза, но врач только посмеивается, а Лера от волнения прикусывает губу, удивленно взирая на доктора. Мне настолько трудно поверить в то, что я слышу, что приходится переспросить.
– Я вполне серьезно, – настаивает доктор. – Молодые тела, нежные чувства: все, что вам надо, это перестать думать о том, что случилось. В конце концов, когда–то у вас все неплохо получалось!
Предложила бы врач такие радикальные меры, если бы знала, что до того, как Лера оказалась в камере пыток, она была невинной?
Поглядываю на жену: ее кожа, кажется, уже сроднилась с розовым отливом смущения – за один вечер его явно много. Лера на мгновение встречается со мной взглядом, но тут же стыдливо отводит глаза. Я растолковываю это по–своему.
– Разве для Леры это хорошая идея? – спрашиваю я. – Она и так меня боится?
Озвучиваю свои мысли, но Ольга Ивановна перебивает.
– Ты вроде был здесь, когда твоя Лера говорила, что не ты сам ее пугаешь, а штуковина у тебя между ног. Вам надо снова привыкнуть к голому виду друг друга: когда–то вас это устраивало, значит стоит просто повторить!
Я пытаюсь спорить, но врач отбивает все мои возражения.
– Парень, проблема тут не в тебе, – она указывает взглядом на мою жену, – все зависит от тебя, Лера. Ты разрешить тем уродам, раз и навсегда, перечеркнуть твою жизнь, или все–таки покажешь всем, что ты боец и готова сражаться за собственное счастье?