Флэш покраснел:
– Ну... я не такой тупой, как кажусь. Просто... просто в Мидтауне все думают, что я дурак-качок. Легче притворяться, чем доказывать обратное.
– Какие у тебя оценки?
– Средний балл 3.7, – тихо ответил он. – Лучше всего по истории и литературе. Математика хуже, но тоже неплохо.
Я присвистнул. 3.7 – это очень хорошо. Этого более чем достаточно для стипендии.
– Флэш, ты идиот, – сказал я, но без злости. – Зачем ты скрываешь это? Ты мог бы быть в группе отличников, получать дополнительные баллы...
– И стать изгоем? – покачал головой он. – Ты же видел, как относятся к ботаникам. До того, как ты появился и всё изменил.
Я понял. Флэш выбрал образ спортсмена-хулигана, потому что это давало ему защиту. В его районе быть умным было опасно, а в школе – непопулярно. Поэтому он прятал свой интеллект за маской агрессивного качка.
– Знаешь что? – сказал я решительно. – Завтра ты идёшь к учителям и просишь дополнительные задания. Поднимаешь средний балл до 4.0. А я тебе помогу.
– Но...
– Никаких "но". Ты хочешь вырваться отсюда? Хочешь, чтобы твоя мать гордилась тобой? Тогда перестань прятаться.
Флэш долго молчал, а потом медленно кивнул:
– Хорошо. Попробую.
– Не попробуешь. Сделаешь.
Мы ещё час просидели в его комнате, обсуждая планы. Какие предметы нужно подтянуть, в какие колледжи подавать документы, какие специальности выбирать. Флэш постепенно оживлялся, в его глазах появлялся азарт.
Когда я собрался уходить, он проводил меня до автобусной остановки.
– Питер, – сказал он перед тем, как я сел в автобус, – я никогда не забуду, что ты для меня сделал. Серьёзно.
– Ещё ничего не сделал, – ответил я. – Просто поверил в тебя. А теперь поверь в себя.
Автобус тронулся, и я помахал ему рукой. Флэш стоял на остановке, пока автобус не скрылся за поворотом.
На следующий день после школы я направился прямиком к лаборатории доктора Коннорса. Вчерашний разговор с Флэшем заставил меня по-новому взглянуть на многие вещи, но сейчас меня ждала более важная задача – работа над лекарством для Трис.
Коннорс уже был в лаборатории, склонившись над микроскопом. На столе рядом с ним лежали распечатки результатов анализов – он изучал мой "регенеративный препарат".
– Питер, – поднял он голову, услышав мои шаги. – Как раз вовремя. Твоя формула... она невероятна.
Я подошел ближе, стараясь выглядеть заинтересованным, но не слишком осведомленным.
– Что-то интересное нашли, доктор?
– Более чем интересное, – он указал на экран компьютера, где отображались результаты спектрального анализа. – Молекулярная структура твоего соединения полностью уникальна. Я никогда не видел ничего подобного. Как ты вообще додумался до такой комбинации?
Я пожал плечами:
– Читал статьи о регенерации у паукообразных. Попробовал адаптировать принципы их восстановительных процессов для млекопитающих.
– Гениально, – покачал головой Коннорс. – Просто гениально. Но есть проблема. Препарат работает слишком хорошо. Клетки начинают делиться с невероятной скоростью, но процесс плохо контролируется. Для здоровых тканей это может быть опасно.
Я внутренне усмехнулся. Конечно, опасно. Препарат превращал людей в пауков-мутантов. Но Коннорс этого не знал.
– А что, если попробовать модифицировать формулу? – предложил я. – Добавить ингибиторы клеточного деления, чтобы процесс был более управляемым?
– Именно об этом я и думал, – оживился он. – У меня есть несколько идей. Хочешь поработать вместе?
Следующие четыре часа мы провели в интенсивной работе. Коннорс оказался блестящим ученым – его знания в области молекулярной биологии были впечатляющими. Мы разрабатывали новую версию формулы, добавляя различные стабилизирующие агенты и ингибиторы.
Я внимательно следил за тем, чтобы наши модификации не нарушили основную структуру мутагена, но при этом действительно сделали его безопаснее для применения на раковых клетках. Это была сложная задача – нужно было сохранить регенеративные свойства, но убрать трансформационный эффект.