Но пока главной задачей оставалось лечение Трис. Все остальное было вторичным.
Глава 16
Проснулся я рано, как обычно – около шести утра. Организм, измененный паучьими генами, требовал меньше сна и восстанавливался гораздо быстрее. За окном только начинало светать, и октябрьский туман окутывал улицы Квинса мягкой дымкой.
Мэй еще спала. Я тихо прошел на кухню и принялся готовить завтрак. За последние две недели я успел изучить её вкусы и привычки. Она любила блинчики с кленовым сиропом по выходным, свежемолотый кофе и апельсиновый сок с мякотью.
Пока блинчики жарились на сковороде, я включил небольшой кухонный радиоприемник. Утренняя программа "Good Morning America" негромко рассказывала о событиях недели – где-то в Руанде продолжались этнические конфликты, администрация Клинтона обсуждала реформу здравоохранения, а в Нью-Йорке готовились к традиционному осеннему марафону.
– Ммм, как вкусно пахнет, – услышал я сонный голос Мэй.
Обернувшись, я увидел её в дверном проеме кухни. На ней был уютный фланелевый халат в клетку, волосы растрепаны сном, а глаза еще не до конца проснулись.
– Доброе утро, тетя Мэй, – улыбнулся я, переворачивая очередной блинчик. – Как спалось?
– Прекрасно, дорогой, – она подошла и поцеловала меня в макушку. – А ты что так рано встал? Сегодня же суббота.
– Привык, – пожал плечами я. – К тому же хотел приготовить тебе завтрак.
Мэй села за стол, и я поставил перед ней тарелку с золотистыми блинчиками, украшенными свежими ягодами черники, которые купил вчера в маленьком магазинчике на углу. Аромат ванили и корицы наполнял кухню, смешиваясь с запахом свежего кофе.
– Питер, ты в последнее время такой... заботливый, – сказала она, поливая блинчики сиропом. – Не то чтобы раньше ты был плохим, но сейчас... Словно повзрослел на несколько лет за пару недель.
Я сел напротив неё с собственной порцией:
– Может, просто понял, как мне повезло с семьей.
Мэй улыбнулась той особенной улыбкой, которой умеют улыбаться только любящие тети своим племянникам. В её глазах была такая теплота, что на мгновение я почувствовал укол вины. Эта женщина любила "своего" Питера безусловно, а я был просто незваным гостем в чужой жизни.
– А что планируешь на сегодня? – спросила она. – Опять будешь пропадать с друзьями до поздна?
– Нет, – покачал головой я. – Сегодня хочу провести день с тобой. Давно мы не проводили время вместе.
Лицо Мэй осветилось неподдельной радостью:
– Правда? А что будем делать?
– А что ты любишь делать по выходным?
Она задумалась, медленно жуя блинчик:
– Знаешь, раньше, когда твой дядя Бен был жив, мы часто ходили в кино. Или брали видеокассеты в прокате и смотрели дома старые фильмы. Особенно итальянские комедии – Бен их обожал.
В её голосе появилась легкая грусть при упоминании дяди Бена. Я знал, что он умер несколько лет назад от сердечного приступа, и Мэй до сих пор скучала по нему.
– Отличная идея, – сказал я воодушевленно. – Сходим в видеопрокат, выберем что-нибудь хорошее. А потом купим мороженое и устроим киномарафон.
– Ты уверен, Питер? – недоверчиво спросила она. – Тебе не будет скучно со старой теткой?
– Скучно? – рассмеялся я. – Мэй, ты самый интересный человек, которого я знаю.
Это была правда. За две недели жизни в доме Паркеров я успел оценить незаурядный ум и тонкое чувство юмора Мэй. Она видела жизнь с разных сторон, много читала и умела поддержать разговор на любую тему.
После завтрака мы оба пошли приводить себя в порядок. Я надел удобные джинсы и серый свитер – погода на улице была прохладной, типично октябрьской. В воздухе уже чувствовалось приближение зимы, листья на деревьях желтели и красными пятнами ложились на тротуары.
Видеопрокат "Blockbuster" находился в десяти минутах ходьбы от нашего дома. Это было типичное заведение начала девяностых – яркие неоновые вывески, стеллажи с тысячами видеокассет в пластиковых коробках, постеры последних голливудских блокбастеров на стенах.