Нашел её окно шестым по счету. Комната была маленькой — кровать, письменный стол, шкаф, несколько полок с книгами. И на кровати, свернувшись калачиком под одеялом, лежала Трис.
Даже через стекло я видел, что с ней что-то не так. Кожа была восковой бледности, на лбу блестели капли пота. Дышала она неровно, порывисто.
Окно было заперто, но старые защелки поддались легкому нажиму. Я тихо открыл створку и проскользнул внутри.
— Трис? — позвал я шепотом.
Она открыла глаза — красные, воспаленные. Потребовалось несколько секунд, чтобы она сфокусировала взгляд на мне.
— Питер? — голос был слабым, хрипловатым. — Как ты... что ты здесь делаешь?
Я подошел к кровати и сел на край. Рука автоматически потянулась к её лбу — кожа горела.
— У тебя высокая температура. Как долго ты так себя чувствуешь?
— С прошлой ночи, — призналась она, пытаясь приподняться. — Сначала думала, что просто простудилась, но потом...
Она не закончила фразу, лицо исказилось от боли. Я увидел, как она прижала руку к боку.
— Где болит?
— Здесь, — показала она на область под ребрами. — И в спине. И голова кружится, когда встаю.
Я знал эти симптомы. Острый лимфобластный лейкоз мог давать именно такую клиническую картину — увеличение селезенки, боли в костях, общая интоксикация. Болезнь прогрессировала.
— Трис, нужно ехать в больницу, — сказал я как можно спокойнее.
— Нет, — замотала она головой. — Отец и так переживает. Если узнает, что мне стало хуже...
— А если не обратиться к врачам, станет еще хуже.
Она посмотрела на меня долгим взглядом, и я увидел в её глазах страх. Не просто страх боли или больницы — страх смерти.
— Питер, а что если... что если я не выздоровею?
Сердце сжалось от её слов. Я взял её руку в свои:
— Ты выздоровеешь. Обещаю.
— Откуда ты знаешь?
— Просто знаю. Я не позволю тебе умереть.
В моем голосе прозвучала такая убежденность, что Трис немного расслабилась.
— Останешься со мной? — попросила она. — Не хочу быть одна.
— Конечно останусь.
Я помог ей устроиться поудобнее, поправил подушки, укрыл одеялом. Затем принес стакан воды из маленькой раковины в углу комнаты.
— Пей маленькими глотками, — сказал я, поддерживая её голову.
Трис послушно сделала несколько глотков, но я видел, как ей трудно даже это простое действие.
— Расскажи мне что-нибудь, — попросила она, снова ложась. — Отвлеки от плохих мыслей.
Я сел в кресло рядом с кроватью и начал рассказывать о вчерашнем дне с Мэй, о старых итальянских фильмах, о том, как мы смеялись над выходками Адриано Челентано. Трис слушала с закрытыми глазами, время от времени слабо улыбаясь.
— Твоя тетя звучит как замечательная женщина, — сказала она, когда я закончил рассказ.
— Она бы тебе понравилась. И ты бы ей понравилась.
— Думаешь, мы когда-нибудь познакомимся?
— Уверен.
Около полудня ей стало хуже. Температура поднялась еще выше, началась тошнота. Я держал её за руку, пока её тошнило в маленькую мисочку, гладил по спине, шептал успокаивающие слова.
— Я выгляжу ужасно, — пробормотала она, обессиленно откидываясь на подушки.
— Ты выглядишь красиво, — сказал я искренне. — Всегда.
Она слабо рассмеялась:
— Лжец. У меня наверняка волосы торчат во все стороны, а лицо бледное как у вампира.
— Тогда я влюблен в вампира.
Это вызвало более искреннюю улыбку.
Весь день я не отходил от её постели. Помогал пить воду, приносил прохладные полотенца для компрессов, просто держал за руку, когда ей было особенно плохо. Мы говорили обо всем и ни о чем — о книгах, которые любим, о местах, где хотели бы побывать, о планах на будущее.