— Знаешь, о чем я мечтаю? — спросила она около четырех часов дня, когда температура немного спала.
— О чем?
— Поехать в Италию. Увидеть Рим, Флоренцию, Венецию. Походить по тем местам, где снимали фильмы, которые ты вчера смотрел.
— Мы поедем, — сказал я решительно. — Как только ты поправишься, поедем в Италию. Я покажу тебе все самые красивые места.
— Обещаешь?
— Обещаю.
Она сжала мою руку слабыми пальцами:
— Тогда мне есть ради чего выздоравливать.
К вечеру стало ясно, что медлить больше нельзя. Трис была очень слаба, температура держалась под сорок, а боли усиливались. Я понимал, что если не принять меры, её состояние может стать критическим.
— Трис, — сказал я мягко, но твердо. — Я вызываю "скорую".
— Нет, пожалуйста...
— Послушай меня. Я не медик, но вижу, что тебе становится хуже. Если мы не обратимся к врачам сейчас, завтра может быть поздно.
В её глазах снова появился страх, но на этот раз она не стала спорить. Просто кивнула.
Я взял её мобильный телефон — одну из тех новых моделей Motorola, которые только начинали входить в моду — и набрал 911.
— Служба экстренного вызова, слушаю вас.
— Мне нужна "скорая" в студенческое общежитие Эмпайр Стейт, комната 418. У девушки высокая температура, боли в животе и общая слабость.
— Возраст пациентки?
— Девятнадцать лет.
— Машина будет через десять минут. Оставайтесь на линии.
Пока мы ждали медиков, я помог Трис собрать необходимые вещи — документы, сменную одежду, её любимую книгу. Она едва держалась на ногах, опираясь на мою руку.
— Питер, — сказала она тихо, — позвони папе. Скажи ему, что я в больнице.
— Конечно. Он сразу же приедет.
— И скажи... скажи, что я его люблю. На случай, если...
— Ты сама ему это скажешь, — перебил я. — Много раз еще скажешь.
Медики прибыли точно в срок. Двое парамедиков — мужчина средних лет и молодая женщина — быстро осмотрели Трис, измерили давление и температуру, задали несколько вопросов о симптомах.
— Госпитализация необходима, — сказал старший медик. — Похоже на острое состояние, требующее немедленного обследования.
Трис перевезли в больницу святого Винсента — ту самую, где работала Мэй. По дороге я держал её за руку, пока капельница медленно вливала физиологический раствор в её вену.
— Не покидай меня, — шептала она.
— Никогда, — отвечал я. — Я буду рядом, что бы ни случилось.
В приемном отделении началась суета. Врачи, анализы, рентген, множество вопросов. Я оставался рядом, насколько это было возможно, и звонил доктору Коннорсу каждые полчаса, держа его в курсе происходящего.
Когда Трис наконец разместили в палате и дали ей обезболивающее, она немного успокоилась. Я сидел рядом с её кроватью, не выпуская её руку из своих.
— Спасибо, — прошептала она, уже засыпая от лекарств.
— За что?
— За то, что не оставил меня одну. За то, что заставил обратиться к врачам. За то, что ты есть.
Она заснула, но я остался сидеть рядом. В коридоре слышались шаги медсестер, где-то плакал ребенок, работал кондиционер. Обычные больничные звуки, которые в такие моменты кажутся невыносимо громкими.
Доктор Коннорс примчался через час. Увидев меня в коридоре, он бросился ко мне:
— Как она? Что говорят врачи?
— Стабильное состояние, — доложил я. — Взяли анализы, делают обследование. Окончательный диагноз будут ставить завтра утром.
Он прошел в палату, и я видел через стеклянную дверь, как он склонился над спящей дочерью, гладил её по волосам, шептал что-то. На его лице была написана такая боль, что мне захотелось отвернуться.