— Именно поэтому нужно действовать разумно, а не импульсивно!
— Разумно? — Он повернулся ко мне с горящими глазами. — А разумно ли было позволить Фиску её похитить? Разумно ли позволить болезни медленно убивать её?
— Доктор, я понимаю ваше отчаяние, но...
— Нет, не понимаешь! — взорвался он. — У тебя нет детей! Ты не знаешь, что значит каждую ночь засыпать с мыслью, что завтра твой ребёнок может не проснуться!
Его голос дрожал от эмоций:
— Ты не знаешь, что значит смотреть в глаза своего ребёнка и видеть там страх смерти. Не знаешь, каково это — быть врачом и не суметь вылечить собственную дочь!
Он снова сел рядом с кроватью:
— Понимаешь, когда я стал врачом, я думал, что буду спасать жизни. А оказалось, что чаще всего приходится просто наблюдать, как люди умирают. Особенно дети.
— Но вы же помогли многим...
— Помог? — горько рассмеялся он. — Я продлевал агонию. Давал ложную надежду. Говорил семьям, что ещё можно что-то сделать, хотя знал, что шансов нет.
Дождь за окном стих, но тучи всё ещё закрывали солнце.
— А теперь та же ситуация с моей собственной дочерью. И я понимаю, что все те годы я был трусом. Прятался за протоколами и процедурами, вместо того чтобы действовать.
— Доктор, вы не трус. Вы осторожный учёный!
— Осторожность — это роскошь, которую я не могу себе позволить, — твёрдо сказал Коннорс. — Сегодня вечером мы идём в твою лабораторию. И я испытаю препарат на себе.
— Я не позволю вам этого сделать!
— А как ты собираешься меня остановить? — Коннорс встал во весь рост. — Ты забываешь, Питер, что это мой препарат, мои исследования. У тебя нет права указывать мне, что делать.
— У меня есть право не дать вам совершить самоубийство!
— Самоубийство? — Он подошёл к небольшому шкафчику в углу палаты и достал оттуда потёртый чемоданчик. — Это не самоубийство. Это последний шанс спасти мою дочь.
Коннорс открыл чемоданчик, и я увидел несколько пробирок с разными жидкостями. Одна была знакомого голубоватого цвета — наш мутаген. Другая светилась слабым зелёным светом.
— Что это? — спросил я, указывая на зелёную жидкость.
— Моя собственная разработка. Сыворотка для регенерации, основанная на ДНК рептилий. Я работал над ней несколько лет.
— Для восстановления руки?
— Изначально — да. Но потом понял, что область применения может быть намного шире. Регенерация повреждённых тканей, восстановление органов, возможно, даже замедление старения.
Он взял пробирку с зелёной жидкостью:
— Теоретически она должна запустить процессы самовосстановления в организме. Но я никогда не решался её испытать.
— И правильно делали! Доктор, рептилии — не млекопитающие. Их ДНК кардинально отличается от нашей!
— Именно поэтому нужен эксперимент, — упрямо сказал Коннорс. — Теория без практики бессмысленна.
— А что если последствия будут необратимыми? Что если вы мутируете? Потеряете человеческий облик?
— Тогда я всё равно останусь отцом Трис. И если мой эксперимент поможет её спасти, я готов заплатить любую цену.
— Даже цену собственной человечности?
Коннорс долго молчал, глядя на пробирку в своих руках.
— Знаешь, Питер, я долго думал о цене мечты. О том, сколько человек готов заплатить за осуществление своих желаний.
— И к какому выводу пришли?
— Цена всегда выше, чем кажется. Но отказ от мечты стоит ещё дороже.
— Доктор, послушайте меня, — я подошёл к нему вплотную. — Да, времени мало. Да, ситуация критическая. Но есть другие варианты. Мы можем попробовать воссоздать то лечение, которое Фиск применял для Трис.
— У нас нет доступа к его лаборатории.
— Найдём. У меня есть связи, ресурсы. Мы можем выяснить, какие именно препараты он использовал.