Сначала ничего не происходило. Потом состояние начало стабилизироваться. Пульс выровнялся, давление поднялось до приемлемых значений.
— Работает, — прошептал Стромм. — Препарат связывает токсины и выводит их из организма.
Но радоваться было рано. Хотя жизненные показатели стабилизировались, Трис не приходила в сознание. Она лежала неподвижно, подключённая к аппаратам жизнеобеспечения.
— Почему она не просыпается? — спросил Коннорс.
— Токсин повредил центральную нервную систему, — объяснил Стромм. — Мозг защищается, погружая организм в состояние комы.
— Надолго?
— Не знаю. Может быть, дни. Может быть, недели. А может быть...
Он не договорил, но мы все понимали. Кома могла длиться месяцы или годы. А могла не закончиться никогда.
Я сел рядом с кроватью и взял руку Трис. Она была тёплой, живой, но не отвечала на прикосновения.
— Трис, — прошептал я, — возвращайся. Пожалуйста, возвращайся ко мне.
Но она молчала.
Доктор Коннорс опустился в кресло, сломленный горем:
— Мы спасли её от рака, но потеряли из-за мести мёртвого человека.
— Мы её не потеряли, — сказал я твёрдо. — Она жива. И она проснётся.
— Откуда такая уверенность?
— Потому что я не позволю ей остаться в коме. Найду способ её разбудить.
Норман Озборн зашёл в палату около полуночи. Узнав о случившемся, он был в ярости:
— Как это возможно? В моей клинике, под моей охраной!
— Это был профессионал, — объяснил я. — Хамелеон. Мастер маскировки.
— Кто мог его нанять?
— Фиск. Это его посмертная месть.
Норман задумался:
— Значит, у него были планы на случай собственной смерти. Умно. И опасно.
— Что теперь с лечением? — спросил доктор Стромм.
— Продолжаем, — ответил Норман. — Девушка останется в клинике под постоянным наблюдением. Удвоим охрану, проверим всех сотрудников.
Я провёл ночь в кресле рядом с кроватью Трис. Слушал ровное дыхание аппарата ИВЛ, наблюдал за мониторами, надеялся на чудо.
К утру стало ясно — состояние стабильное, но неизменное. Трис была жива, но недоступна. Словно заперта в собственном теле.
— Питер, — сказал доктор Коннорс, — иди домой, отдохни. Здесь ничего не изменится в ближайшие дни.
— Не могу её оставить.
— Ты не поможешь ей, если сам упадёшь от усталости.
Он был прав. Я еле держался на ногах от переутомления и стресса.
— Хорошо. Но если что-то изменится — звоните немедленно.
— Конечно.
Выходя из клиники, я клялся себе, что найду этого Хамелеона. Найду и заставлю заплатить за то, что он сделал с Трис.
Три дня я потратил на поиски Хамелеона. Три дня непрерывных поисков, используя все ресурсы моей организации мутантов и связи в преступном мире. Карлос и его люди прочёсывали каждый квартал, каждое убежище наёмников в городе. Мария использовала свои медицинские связи, чтобы выяснить, не обращался ли кто-то за помощью после контакта с неизвестными токсинами. Диего изучал записи камер наблюдения со всего Манхэттена.
Трис всё это время лежала в коме, подключённая к аппаратам жизнеобеспечения. Врачи говорили, что её состояние стабильно, но никто не мог сказать, когда она проснётся. Если вообще проснётся.
Каждый день я проводил у её постели несколько часов, говорил с ней, читал книги, рассказывал о том, что происходит в мире. Врачи утверждали, что пациенты в коме иногда слышат окружающих, и я цеплялся за эту надежду.
— Трис, — шептал я, держа её безжизненную руку, — я найду того, кто тебе это сделал. Обещаю.
Прорыв произошёл на третий день. Один из информаторов Карлоса, мелкий барыга по имени Джимми, сообщил интересную информацию. Он видел, как кто-то очень похожий на описание Хамелеона снимал комнату в дешёвой гостинице в Бруклине.