— Нет, тетя Амелия.
— Нет. Значит, Рамсес... Я права, Перси?
Молодчина, Перси. Не дрогнул. С него бы картину писать — «Джентльмен умирает, но не сдается».
— Прошу меня простить, тетя Амелия. Я люблю и чту вас, как мать, но даже сыновняя любовь не может служить оправданием предательства.
— Прекрасно сказано, Перси. У меня больше нет вопросов. Можешь идти.
Как только за юным джентльменом закрылась дверь, я открыла объятия:
— Иди сюда, сынок. Прости.
При воспоминании об этих мгновениях слезы наворачиваются у меня на глаза. Эмерсон, не стесняясь, шмыгал носом, и даже Рамсес позволил себе такую слабость.
— Ничего не нужно объяснять. — Я усадила сына на кровать. Эмерсон опустился рядом. — Мне бы давно догадаться. Но кто мог представить столь изощренное коварство в десятилетнем ребенке?
— Вот оно, школьное воспитание, — встрял Эмерсон. — Говорил же я тебе, Пибоди...
— Сотни раз, дорогой. Видишь ли, все предыдущие инциденты выглядели более-менее правдоподобно, и я, каюсь, безоговорочно принимала объяснения Перси. Но сегодня он перегнул палку. Я скорее поверю в то, что солнце взойдет на западе, чем в то, что наш сын будет хладнокровно издеваться над живым существом.
— Благодарю, мамочка, — с чувством отозвался Рамсес. — Мне недостанет слов, чтобы выразить...
Недостанет? Это уж точно из области фантастики.
— Да-да, сынок, конечно. Теперь все предстает в другом свете. И тот случай с велосипедом... Виолетта, полагаю, сказала, что мисс Хелен позволила тебе покататься, верно? А когда Перси попал в тебя крикетным мячом, ты пытался объяснить, что он сделал это нарочно, так? Э-э-э... Твоя любовь к мамочке безгранична, я понимаю, но очень прошу — поумерь свой восторг. Хотя... все равно придется переодеваться. В чем это у тебя руки? Ладно, неважно. Я у тебя в долгу, дорогой. Чего бы тебе хотелось?
— Треснуть Перси! — моментально выпалил Рамсес. — Как следует!
Эмерсон хмыкнул:
— Ишь какой! Я бы и сам не прочь. Нельзя, сынок, а жаль...
Неприглядная, что уж и говорить, сложилась картина. С первых минут пребывания в нашем доме Перси, при посильном содействии Виолетты, постарался превратить жизнь Рамсеса в ад. Обнаружив, что кузен тайком исчезает из дому, Перси прибег к шантажу и постепенно выкачал из Рамсеса все, что только можно, — начиная с карманных денег и заканчивая часами. А когда золотой запас иссяк, негодник и провернул свой последний трюк.
Возмездие не заставило себя долго ждать — в тот же день я вернула деток их болящей мамочке. Ха! Мой прижимистый братец остался верен себе. Не пожалей он средств на то, чтобы отправить свою мадам за границу, мне пришлось бы приложить кое-какие усилия, чтобы избавиться от зловредной парочки. Но все удалось как нельзя проще. Мадам Пибоди, распустив прислугу, кроме одной вымотанной горничной, нагуливала жир в собственном доме, где я ее и обнаружила — с бульварным романом на упитанных коленках и полным ртом шоколадных конфет.
— За каким дьяволом они все это устроили? — встретил меня дома возмущенный Эмерсон. — Неужто ради нескольких сэкономленных на еде золотых?
— Не совсем, дорогой. Хотя Джеймс и за два соверена удавится. Но в данном случае цель для них оправдывала средства. Видишь ли, начитавшись статей о наших египетских приключениях, «хрупком здоровье» Рамсеса и смертельной опасности, которой он постоянно подвергается во время экспедиций, Джеймс с Элизабет решили подсунуть нам возможного наследника — на тот случай, если Рамсес... Одним словом, если другого наследника не станет.
— Что?!! — Эмерсон побагровел. — Что?!! Да я его... Будь он проклят, убийца сопливый!
— Тихо, тихо. Твое давление, дорогой! Перси не собирался никого убивать. Ему было велено завоевать нашу любовь, только и всего.
— Черта с два! — рявкнул Эмерсон.
— Полностью с тобой согласна. Но Джеймс все же решил попробовать. А вдруг?...
— Угу. Распроклятый репортеришка. Это он во всем виноват. Премного благодарен, мистер О'Коннелл! — Эмерсон погрозил кулаком в пространство. — Ну погоди! Я тебе руки выдерну, нечем писать будет!
Какая жалость. Рухнули мои надежды поговорить о счастливом будущем Кевина и мисс Минтон. Да-да, любезный мой читатель, счастливом будущем! А что им мешает? Голубая кровь мисс Минтон? Не похоже, чтобы девушка кичилась своим происхождением. Да и Кевин, если уж на то пошло, совсем не так прост, как хочет казаться. Я давно заметила, что этот юноша умеет держаться и выглядит истинным джентльменом, когда не бравирует своим простонародным ирландским акцентом. Кстати, и его гардероб наводит на некоторые мысли. Помнится, в Сомерсет-хаус не было больше ни одного репортера в костюме от модного портного...
Боже, как хорошо заниматься любимым делом, когда тебе никто не мешает! К счастью, в нашей семье все вернулось на круги своя. Эмерсон отправился в музей. Я корпела в библиотеке над докладом о Черной пирамиде. Рамсес у себя в комнате изобретал новый способ мумифицирования, или проводил испытания очередного взрывчатого вещества, или... да мало ли у ребенка увлечений! Главное — в доме стояла блаженная, оглушительная тишина.
Если что и отвлекало меня от работы над докладом, так только та самая проблема — последняя, если помните, — решение которой я до сих пор не нашла. Легко было пообещать Эмерсону никогда не спрашивать о загадочной личности в тюрбане. Пообещать-то легко...
— Пибоди! — На пороге возник мой по-прежнему энергичный и чем-то воодушевленный супруг. — Дорогая моя Пибоди! Работа идет?
— Вовсю, дорогой мой Эмерсон.
— Отлично. Значит, можно и отвлечься! — Рухнув на диван, он призывно похлопал по подушке рядом. — Иди сюда. Глотнешь со мной?
— В такой час?
— Подумаешь! У меня есть что отпраздновать.
— Закончил рукопись?
— Рук... Ах, рукопись! Бог с ней, с рукописью! Я только что чудом избежал страшной участи, Пибоди. Давай, спрашивай!
Кажется, что-то начинает проясняться...
— Чтобы я заставила тебя нарушить клятву? Ни за что, дорогой.
— Ах, Пибоди, Пибоди! Ну что ты за женщина? Тебе положено ныть, зудить и цепляться ко мне, пока я не признаюсь.
— Считай, уже сделано.
Эмерсон с хохотом привлек меня к себе:
— Вот спасибо, от души отлегло! Итак, дорогая моя Пибоди... Не желаешь ли ты называться супругой сэра Рэдклиффа Эмерсона?
— Боже упаси! Ты только послушай, как это звучит, — леди Рэдклифф...
Любимый прервал меня поцелуем.
— Так я и думал. Не волнуйся, опасность миновала. Я отказался. А взамен вынужден был принять... — Он вложил мне в руку небольшую коробочку.
— Фу! Какая пошлость, Эмерсон. — На ладони у меня лежал перстень. Немыслимых размеров изумруд был обрамлен дюжиной бриллиантов. — И она надеется, что ты будешь это носить?
— Ты знала! — надулся любимый. — Изображала ревность, приперла меня к стенке, а сама знала, кто такой этот... в тюрбане!
Лестное заблуждение. Меня так и подмывало согласиться. Пусть считает, что у меня открылись сверхъестественные способности...
— Нет, дорогой. Такое мне и в голову не приходило. Выходит, это ее доверенный слуга, Мунши?
— Точно. Поскольку дело касалось... высоких сфер, Кафф был вынужден поставить ее в известность и был так любезен, что упомянул мое имя. С того момента мы работали с инспектором в паре. Именно Кафф добыл информацию о готовящемся ночном ритуале. Прости, дорогая моя Пибоди. Если бы не высочайшая просьба о конфиденциальности, я бы никогда не пошел на такой безобразный поступок... ты понимаешь, о чем речь. Но представь себе — даже посадив тебя под замок, я ничуть не удивился, когда увидел «Секхмет» в так называемом храме Ливерпуля.
— Все хорошо, что хорошо кончается! Тебе на память досталось кольцо...
— Тебе, дорогая моя Пибоди.
— Благодарю. И принимаю. Боюсь, профессору археологии изумруды не к лицу.
— Ты, как всегда, права, Пибоди.
— Кажется, речь шла о глотке виски с содовой?