— Утром я улетаю в Вашингтон. — Грег развернул коляску. — Хочу сам оформить сделку с «Юнайтед мотелз».
— Мне поехать с тобой, дорогой? — спросила Лизетт, заранее зная ответ.
— Нет. Я буду очень много работать, на тебя времени не останется.
— А твоя секретарша поедет с тобой? — равнодушно осведомилась Лизетт.
Грег обернулся и внимательно посмотрел на Лизетт.
— Да, она всегда сопровождает меня в поездках. — И он выехал из комнаты.
Хотя после несчастного случая Грег не выражал сексуальных желаний, Лизетт понимала, что причиной тому не инвалидность. Грег мог заниматься любовью и был по-прежнему очень привлекателен. Вернувшись из Мексики, он решил, что инвалидная коляска не должна нарушать его привычную жизнь. И здорово преуспел в этом.
Каждый день Грег усиленно занимался физическими упражнениями и сам водил машину, в багажнике которой помещалась инвалидная коляска. Он продолжал летать в Вашингтон, Нью-Йорк, Хьюстон, Акапулько, посещал званые обеды и банкеты, премьеры кинофильмов. Те, кто не видел Грега после несчастного случая, опасались, что при встрече с ним будут испытывать сочувствие и жалость. Однако забывали о жалости, как только перед ними появлялся этот сильный и обаятельный мужчина.
Секретаршу Грега — блондинку, шведку по происхождению — Лизетт видела всего несколько раз, да и то случайно. Но она сразу поняла, что девушка влюблена в Грега. Поднимаясь из-за стола, Лизетт с болью подумала о том, спит ли Грег со своей секретаршей и продолжает ли во время своих частых поездок в Нью-Йорк встречаться с той женщиной, в любовной связи с которой сам признался.
Проходили недели, месяцы, а отношение Грега к Лизетт не менялось, и это приводило ее в отчаяние. Многие мужчины были бы счастливы утешить Лизетт, но она не желала заводить любовные связи. Ей нужен был только Грег и его любовь.
Лизетт вышла под теплые лучи утреннего солнца. Вскоре ей исполнится тридцать. Дитеру сейчас было бы сорок четыре. Он любил и понимал Лизетт, между ними не стояла ложь, и сегодня, во дворе ее дома в Сан-Франциско, боль потери была так же свежа, как в то утро, когда Дитер умер.
— Что мне делать? — прошептала Лизетт. — Дитер, любовь моя, что же мне делать?
— Почему Мел не приедет к нам на Пасху? — спросил Доминик, когда Лизетт вечером пришла к нему в комнату проверить, как он выполнил домашнее задание.
Он убавил громкость магнитофона, приглушив хрипловатый голос молодого певца.
— Кто это поет? — спросила Лизетт, размышляя, как бы смягчить разочарование, ожидающее сына.
Доминик пожал плечами.
— Какой-то Пресли. — Он достал из школьного портфеля голубой конверт авиапочты. — Мел пишет, что ей придется на три недели уехать к бабушке, поскольку ее мама отправилась с друзьями в Италию. А бабушка считает Мел слишком суматошной и надоедливой. Мел спрашивает, можно ли ей приехать к нам на летние каникулы.
Лизетт обняла сына.
— Дорога очень длинная, дорогой. И потом, возможно, у мамы Мелани другие планы.
— Так надо спросить у нее. Ну пожалуйста, мама!
Лизетт подумала о том, согласится ли Грег, чтобы Мелани снова жила с ними под одной крышей. Девочка ему очень нравилась, и он слишком великодушный человек, чтобы вымещать обиду на ребенке, как бы ни относился к ее отцу.
Разговор состоялся вечером того дня, когда Грег вернулся из Вашингтона.
—…и Доминик мечтает, чтобы Мелани приехала к нам на летние каникулы. Им очень хорошо вдвоем, и если Анабел согласится…
— Дочь Брендона — у нас?! — воскликнул ошеломленный Грег. — Она же Доминику с… — Он оборвал себя на полуслове. — После всего, что произошло? Боже мой, ты, должно быть, рехнулась!
Лизетт, писавшая письмо отцу, подняла голову, и кровь отхлынула от ее лица, когда она увидела, в какой ярости Грег. Глаза его горели, как раскаленные угли, треугольник вокруг рта побелел.
— Прости, — пробормотала Лизетт, испугавшись, что у Грега случится новый сердечный приступ. — Я больше никогда не заговорю об этом… Грег, прошу тебя… — Она быстро поднялась, но Грег развернул коляску и, не оглянувшись, выехал из комнаты.
Через неделю Лизетт получила короткое, отпечатанное на машинке письмо от Анабел. Та сообщала, что обнаружила письма Доминика к Мелани. Сама она запретила дочери продолжать переписку и просила Лизетт поступить так же с Домиником. Люк жил в Нормандии, что формально и послужило причиной. Однако он сказал Анабел, что никогда не любил ее, а любит и всегда любил только Лизетт. Признался в их любовной связи. Поэтому Анабел считала, что дети не должны больше общаться. Предательство Люка положило конец их дружбе.
Доминик не понимал этого.
— Но почему мне нельзя переписываться с Мел? — удивился он. — И почему тетя Анабел запретила Мел писать мне?
— Потому что тетя Анабел и дядя Люк больше не живут вместе. — Лизетт ненавидела себя за то, что стала источником неприятностей для сына. Люка же она презирала за его признания, в которых не было необходимости.
— Но я не понимаю…
— Тетя Анабел очень обижена, Доминик. Она не хочет вспоминать о прошлом, а мы — часть ее прошлого. Поэтому она и просит нас не писать ни ей, ни Мелани.
— Но это глупо, и я все равно буду писать! — решительно заявил Доминик и отстранился от матери, не позволяя ей утешать его.
Лизетт не знала, продолжал ли Доминик писать Мелани, но ответных писем не приходило. Анри де Вальми сообщил, что Анабел и Мелани не появлялись в Нормандии, а Люк очень редко говорит о них. Люк купил полторы тысячи акров земли и ферму в десяти милях от Вальми, поэтому был частым гостем в замке.