– Не трожь её, сволочь… – еле ворочая языком, промычал Лёха и с огромным трудом сделал два шага в сторону упыря. Кровь покидала парня стаканами: левая штанина брюк уже промокла насквозь, промокли левый носок и левая кроссовка, по полу растекалась бордовая лужа. Он зажимал рану рукой, но это было бесполезно: липким пульсирующим фонтанчиком кровь пробивалась сквозь пальцы. Вероятно, нож задел селезёнку.
– Ты ещё живой? – бросил на него косяка мужик, продолжая стаскивать со своей жертвы джинсы. – Это ненадолго, чепушок, это ненадолго…
Шаг. Ещё шаг. Леха добрёл до ближней к дверям стены и тяжело ткнулся в неё лбом. Пулемётом строчило сердце, в глазах клубился алый туман. Эх, Лёха. Сейчас бы нужно втащить с ноги в это небритое щебло – оно как раз рядом, на уровне твоего колена – но у тебя нет сил даже пошевелить пальцем. Ты жидко обосрался, Лёха, тебя подрезали как последнего лоха, как барана. Ну вот чего ты сопли жевал, когда он к тебе подходил и за глотку брал?! Надо было ему хотя бы ребром ступни по голени дать. Девчонка – слабая девчонка! – спасла тебя, мудака, а ты не можешь даже помочь ей… И жить тебе осталось не больше минуты. Вот стой и считай. Пять секунд… десять… пятнадцать…
Сквозь пульсирующий шум в ушах он услышал вдруг крик. Откуда-то из багряной темноты кричала девушка. Какая девушка, что за девушка? Он силился понять, но не мог: сознание уходило от него вместе со зрением. «Чего стоишь?!» – кричала девушка, а он лишь мысленно пожимал плечами. Кто стоит? Где стоит?
Но Богу было угодно послать ему один миг прозрения. На мгновение мгла рассеялась перед его глазами, и он увидел Олю в метре от своих ног. Её тёмно-русые волосы, рассыпавшись волною, липли к багровому полу, левый глаз заплыл лиловым кровоподтёком, а правый отчаянно смотрел Лёхе в лицо.
– Чего ты стоишь?! Жми диспетчера! – снова прокричала она, и на этот раз Лёха понял. Собрав остатки сил воедино, он сделал шаг вдоль стены и шлёпнул ладонью по пульту с кнопкой аварийной связи – на более точное движение он был уже не способен.
Удивительно, но кнопка сработала. Ещё более удивительно было то, что диспетчер оказалась на месте. «Что там у вас? Говорите!» – строго сказала какая-то бабка с причавкиванием; видимо, кушала на посту бутерброд. «Здесь убивают!» – прохрипел из последних сил Лёха и рухнул во мрак.
Грязно выругавшись, мужик встал на ноги и натянул на себя штаны, которые уже успел спустить до колен. Поднял с полу нож, наклонился над Ольгой и вспорол ей живот со словами «Это тебе, сука, за наводку».
.
Пролог (2)
– А вовремя твои родаки в загранку свалили. Так, смотришь, и не узнают ничего. Нет, понятно, что над этим ещё поработать, конечно, придётся. Во-первых, с участковым твоим перетереть, коньячку хорошего подогнать. Он мужик, вроде, неплохой, должен понять. К тому же, он вообще ничем не рискует, восемнадцать-то тебе уже есть, родители официально не при делах. Со следаком то же самое. Попросить его, чтоб на городской не звонил, только на мобильный. Самое уязвимое место – соседи. Но тут ещё непонятно – кто чего видел, кто чего знает. Вас же не соседи, вас же скорая обнаружила, прикинь. Приехала к какому-то старикану из вашего подъезда, вызывают лифт, а там картина маслом. Вот это повезло так повезло. Ещё б пару минут без экстренной медицинской помощи – и того, тю-тю… Слушай, я не знаю чего ты там любишь, купил тебе на свой вкус. Смотри: здесь колбаса, сыр…
Так говорил Лёхин друг Витя, сидя на краешке больничной койки и держа на коленях пакет с продуктами. Лёха слушал его невнимательно и нетерпеливо, а когда дошло до колбасы с сыром, жестом попросил друга помолчать и заговорил сам:
– Витёк, угомонись. Колбаса, хуеса, нахер мне это надо? Нет, спасибо, конечно, но меня ведь другое интересует.
– Послушай, Лёх, – тряхнул ладонями Витя. – Всё, что знал, я тебе уже рассказал. Здесь она, во второй хирургии. Лежит в коме, под аппаратом. Чего ты ещё от меня хочешь?
Лёха отвернул голову в сторону и некоторое время смотрел в окно, а на скуле его играла мышца. Потом он снова взглянул на Витю и тихо сказал:
– Витёк. Ты пацан, я пацан. У пацанов это как-то не принято – жалеть там друг друга, сопли друг другу вытирать. Это у баб так, а не у пацанов. А ещё иногда один пацан видит другого насквозь. И видит когда тот пиздит, да. Вываливай давай – что там.
– Ишь ты, крутыш, – посуровел лицом Витя. – Ну, слушай, коли так, ты сам этого хотел. Херово там всё, понял, да? Этот пидарас Ольку будто селёдку выпотрошил. Как она живёт ещё – один Бог знает. Но долго без операции жить не сможет, максимум неделя. А операция там, чтоб ты знал, – пересадка кишечника, по-другому никак. Такая операция сама по себе денег немяряно стоит, но это ладно, вроде бы она за счёт каких-то там грантов может быть оплачена. Вопрос упёрся в сам орган, в кишки, то есть. Во всей базе данных только один подходящий кишечник есть, в Германии где-то. И если в течение двух-трёх дней его сюда не перевезти, то и его, считай, нет.