«А вот похеру!» – сверкнула вдруг ожесточённая мысль. – «Возьму и пойду. Не станут же они с меня сразу бабки требовать. Пожру как следует, а там будь что будет. Не подыхать же теперь с голоду!»
Решив таким образом, он распахнул дубовую дверь и зашёл внутрь заведения.
* * *
Как и во всех тавернах, на первом этаже «Трёх Лисиц» располагалась харчевня, а на втором – гостевые комнаты, мимо которых по периметру всего помещения проходил балкон. В центре харчевни размещалось несколько больших и красивых столов – вероятно, для знати, – а вдоль стен, под балконом, стояли столики маленькие, на три человека каждый. За большими столами никого не наблюдалось, а вот большинство маленьких было занято, но один пустовал, и Лёха поспешил присесть за него. Через пару минут подошла сочная женщина с полуобнажёнными буферами и спросила: что господин собирается кушать? Выспросив чем богато заведение, Лёха заказал два ломтя говядины, чугунок с картошкой, плошку с солёными грибами, пару луковиц, полкаравая хлеба и две кружки пива.
В ожидании заказа он принялся разглядывать заведение. Толстые столбы из морёного дерева, подпирающие под высоким потолком такие же толстые балки, на столбах развешаны фонари, ни один не коптит – масло, видать, свежее – но запах копоти всё равно есть, впрочем, несильный и не сказать, чтоб уж очень противный. На стенах развешаны разного рода украшения: геральдические щиты, венки из сухих цветов, оленьи рога, подковы.
– Не позволишь, друг, посидеть за твоим столом?
Какой-то забулдыжного вида мужик шлёпнулся на стул рядом с Лёхой. Снял поношенную кожаную шляпу, расстегнул грубую просмоленную куртку, испещрённую капельками дождя. Матрос – не матрос, но что-то вроде. Здесь, вдоль стен под балконом, почти все такие; оно и понятно: Думдорд – город портовый.
– Что-то я тебя здесь раньше не видел. Неместный?
– Проездом, да, – подтвердил Лёха.
– Откуда куда?.. Ладно, не хочешь – не говори, какая мне разница. Эй, Лили, притащи-ка нам рома и тарелку ставридки! И два стакана!
Женщина с буферами, проходя мимо, кивнула.
– У нас тут принято угощать приезжих. Выпьешь со мной?
– Давай, чё, – пожал Лёха плечами; почему бы и не выпить.
– Меня Гансом звать, а тебя?
– Лёха.
– Странноё имя, первый раз слышу. Ну и как тебе тут, Лёха?
– Да хер его знает, Ганс.
Завязался разговор ни о чём: о лучшем в городе роме, который подают только здесь, о ставридке, которая тоже неплоха, о проклятом дожде, о зиме на носу. За разговором Лёха заметил, что в центре харчевни началась некая движуха: люди из заведения притащили откуда-то десятка полтора красивых стульев с высокими резными спинками и расставили их вокруг самого большого стола, а сам стол накрыли шёлковой скатертью.
– Ждут какую-то важную птицу? – спросил Лёха без особого интереса, просто ради поддержания разговора.
– Не просто важную – наиважнейшую! Самого Маркуса Двуликого со свитой. Он здесь по средам в покер играет – не знал разве? А, ну ты же нездешний!
Принесли еду и выпивку. Так-то Лёха хорошо переносил крепкие напитки, один раз с Витьком даже литр вискаря за ночь убрали – и то ничего – но тут, то ли на голодный желудок, то ли ром таким крепким оказался, но с одного неполного стакана Лёха улетел в состояние алкогольного опьянения средней степени. Столбы, фонари, оленьи рога – всё в один миг покрылось тонким расплывчатым маревом, разноголосый гомон посетителей показался столь же приятным, как шум прибоя, а в голове вдруг всё стало весело и беспечно.
– Нет, ну смотри. Вот ты говоришь: Маркус Двуликий! – разглагольствовал Лёха, уплетая картошку и мясо. – Однако, сам посуди: мне не похеру? Нет, ну поставь себя на моё место. Вот я говорю тебе: Маркус Двуликий! Тебе не похеру? Правильно, похеру. А почему? А потому что нахер тебе не сдался этот Маркус Двуликий. Вот так же и мне. Нахер мне этот Маркус Двуликий? Он мне нахер не нужен. А знаешь почему? Потому что сегодня я здесь, а завтра меня здесь нет. На-ко, выкусите. Был – и сплыл. А вы – да. Вы останетесь и будете усираться от страха. Конечно: сам Маркус Двуликий! Ебёныть. Посмотреть бы уж скорей на этого великого и ужасного…
– А вот он, как раз, кажется, и приехал, – заметил Ганс, глядя в сторону выхода. И, повернувшись к Лёхе, тихо сказал: – Теперь, парень, засунь язык в жопу и сиди тихо. Если, конечно, хочешь заночевать со своей головой в одном месте.
Жёсткая конкретика, прозвучавшая в словах Ганса, заставила Лёху почти что протрезветь. Прекратив пьяный трёп, он молча уставился на входную дверь.
Первыми в помещение зашли стражники – два мужика с палашами и в каких-то металлизированных прикидах. За ними, смеясь, проследовала свита – несколько разодетых мужиков, и затем сам Маркус Двуликий с какой-то девушкой. Девушка держалась с правой стороны от Маркуса, и лица её почти не было видно, зато самого Двуликого Лёха разглядел хорошо. Разглядел и узнал.