Когда несколько минут спустя молодой человек вошел на кухню, она разве что не набросилась на него.
– Что вы имели в виду, когда начали извиняться за то, что поцеловали меня? Поцеловала вас я, и прошу прошения тоже я!
– Вообще-то я извинялся за то, что был с вами резок, – с удивленным видом объяснил Рейф. – А зачем вам извиняться за свой поцелуй? Было замечательно.
– О-о… Ну ладно… – покраснела Фелисити. – Спасибо. Все равно это была глупость, и такое просто недопустимо.
Рейф покачал головой, шагнул через порог и подошел к ней.
– Вовсе не глупость, и мы вполне могли бы это повторить. С каждым разом будет получаться все лучше, можете мне поверить.
Наклонившись, она затолкала дрова поглубже в печку и поставила на плиту кастрюлю с водой.
– Думаю, вам надо поскорее продать мой дом; тогда вы сможете снова наслаждаться перебродившим молоком вместе с вашими зулусами!
– Это были масаи.
– Какая разница…
Боже, как же ей хотелось, чтобы Рейф ушел! Когда он стоял так близко, у нее в голове безнадежно начинали путаться мысли.
Рейф схватил ее за руку и повернул лицом к себе.
– Вы не хотите поцеловать меня еще раз?
– Отпустите меня! Что за замашки! Неотесанный мужлан! Руку он отпустил, однако остался стоять перед ней, требовательно ловя ее взгляд:
– Объяснитесь, Фелисити.
Она отступила и начала немного суетливо чистить заранее отобранные турнепсы.
– Для меня все ясно. Я согласилась работать на вас. Идти мне сейчас просто некуда, это тоже понятно. Не шутите с этим и прекратите со мной заигрывать!
– Заигрывать? – повторил он, отбирая у нее овощи – Почему это вы решили, что я лелею еще какие-то тайные замыслы, кроме простого желания вас поцеловать?
– Из-за вашего поведения! – заявила она, стараясь держать себя в руках.
– Моего поведения? – Он пытливо вгляделся в ее лицо. – Ладно. В таком случае вы меня должны простить. Совсем недавно я получил тяжелый удар по голове, который, похоже, покончил с моей способностью определять всю глубину моего сумасбродства.
– Это вовсе не сумасбродство. Не стройте из себя глупца. Он прищурился.
– Прошу прощ…
– Вы ведь и в Париже побывали, и в Африке, и бог знает где еще, – перебила она.
Он шагнул ближе.
– И что же?
У Фелисити возникло огромное желание с размаху треснуть собеседника.
– Вы не умеете управлять имением, а тут я весьма удачно подвернулась под руку!
Фелисити еще хотелось напомнить, что он не собирался задерживаться в Чешире, но она передумала.
Рейф не сводил с нее глаз. Потом лицо его прояснилось. Он покосился на турнепсы, которые продолжал держать в руках, подбросил один из них в воздух, ловко поймал и, на удивление сноровисто жонглируя тремя овощами и не сводя с них глаз, как бы между прочим заметил:
– Я с вами любезен, Лис, по той причине, что мне приятна ваша компания. Я хотел бы надеяться, что и моя компания вам приятна.
Сердце Фелисити екнуло. Черт бы его побрал! Два-три простых слова из его уст – и, пожалуйста, она уже готова потерять голову. Ну ничего, она тоже может сыграть в эти игры. Приложив руку к сердцу, девушка смущенно улыбнулась:
– Рейфел, вы как будто предлагаете мне руку и сердце?
Турнепсы один за другим попадали на пол.
– Господи, да вы все овощи попортили, – укоризненно поцокала она языком. – Не принесете с огорода новые?
Рейф оторопело уставился на Фелисити, потом от души расхохотался:
– Лис, вы просто восхитительны, клянусь всеми святыми! В кухню влетела Мэй.
– Зачем они пришли? – выпалила она, едва переведя дыхание. С раскрасневшимися щеками девочка подлетела к Рейфу и требовательно дернула его за руку: – Зачем?
Сбитый с толку молодой человек непонимающе посмотрел на нее:
– О ком ты говоришь, милая? Кто пришел?
– Музыканты! Миссис Денуорт сказала, что вы наняли оркестр, который играет на Рождество у Денли! У нас будет званый вечер, да?
Фелисити заметила, как у Рейфа дернулась щека.
– Ах вот ты о ком, – понимающе кивнул он. – А я уж было испугался. Э-э-э… вообще-то мне хотелось сделать сюрприз, но теперь… Скажем так – у нас будет званый вечер.
– Какой еще званый вечер? – поинтересовалась Фелисити. – Мы… вы… не можем затевать…
– Это званый вечер для нас, – перебил он, ослепительно улыбнувшись.
На такие улыбки она на своем веку насмотрелась. Так сиял Найджел всякий раз, затевая одну из своих очередных авантюр. Фелисити сложила на груди руки.
– А нельзя ли поподробнее?
– Отчего же? – Рейф откашлялся. – Все дело в конюшне… С ней ничего нельзя поделать, развалина. А я не могу нанять рабочих, чтобы хотя бы ее разобрать, вот и…
– Чуть ли не каждый день с самой зари здесь трудилась целая артель, – сухо заметила девушка.
– Так вот я подумал – отчего бы не устроить веселый концерт на воздухе, накрыть на скорую руку столы, а в завершение вечера мы все разберем эту старую конюшню!
Рейф вопросительно посмотрел на нее.
– Звучит разумно, – заключила Фелисити, хотя очень в этом сомневалась. – Но мне не нравится, что наших соседей вы собираетесь использовать как каких-то рабов. Рейф ухмыльнулся:
– Если я предлагаю им добровольно поучаствовать, а они соглашаются, при чем здесь рабский труд? И потом… – он шутливо потрепал сияющую Мэй по голове, – если конюшня исчезнет, будет очень трудно отправить меня туда ночевать.
– Фелисити научила меня танцевать вальс! – поспешила сообщить Мэй. – А мы будем танцевать вальс?
– И не один, дорогая.
Держась за руки, Рейф и Мэй вышли на улицу, оживленно обсуждая, кого пригласить и у кого из деревенских жены пекут самые вкусные фруктовые пирожки. Фелисити обессилено присела на край стола. Он явно что-то задумал, хотя желание снести конюшню, чтобы остаться в доме, и объясняло эту затею.
Рейф сказал, что хотел бы «повторить» поцелуй, и эти слова, к ее удивлению, отчего-то не вызвали у нее и тени возмущения. Как бы с каждым годом ни убывали надежды на замужество и счастливую семейную жизнь, о чем ей не уставала напоминать Мэй, Рейфел Бэнкрофт был просто неподражаем. Она так долго жила, полагаясь только на себя, и если теперь он задержится здесь…
Лис сердито тряхнула головой и начала перекладывать персики из пакета в миску. Он, очевидно, бывал близок со многими женщинами, так что просто убедить его остаться будет недостаточно, придется заплатить свою цену за это. Рейф без усилий мог разбить ей сердце, ибо она сделала большую глупость, позволив себе увлечься им. Фелисити вытащила последний персик, а вместе с ним пару ярких лент для волос.
Взяв голубую, она приложила ее к щеке. Слишком поздно было думать об осмотрительности. Она влюбилась.
– Нет, каков негодяй!
Граф Дирхерст со злостью швырнул на обеденный стол, сложенный в несколько раз свежий номер лондонской «Таймс». Он уставился на маленькое объявление в самом низу последней страницы, а затем резким движением выдрал его, разорвал пополам, еще пополам – и так до тех пор, пока пол не оказался усеянным мелкими клочками бумаги. На газетном листе еще оставалось слово «привлекательный»; граф вырвал и его.
Рейфел Бэнкрофт не только существенно затруднил возврат родового поместья Дирхерст, но и сделал эфемерными надежды сохранить в тайне дурацкий просчет его отца. Если поместье Фортон-Холл перешло из рук в руки законным образом, с помощью пронырливых адвокатишек, то эти поганые буквоеды быстро обнаружат переправленный пункт о собственности на их земли. И лишь потому, что этот недоумок Найджел продал поместье по частному соглашению своему так называемому дружку, осложнение осталось пока незамеченным. Миссис Денуорт раззвонила всей округе, что Бэнкрофт занимается делами поместья. А если верить порванному объявлению, он уже нанял по крайней мере одного солиситора.