- Знаешь, а я хочу тебя поцеловать. Думал не спешить знакомиться, но ты такая необычная, такая рассудительная, – он развел руками и вернулся к еде. – Но я потерплю. Сегодня точно. А завтра мне придется тебя вызвать в участок.
- Есть подвижки по моему делу?
- Не особо большие, но да. Я разыскал бывших владельцев квартиры. Созвонился с ними, и они согласны подать пару-тройку заявлений на вредную бабку.
- Я ничего не смыслю в уголовном праве и законах, но разве срок давности не прошел?
- Всегда можно провернуть все, как страх за жизнь и здоровье жены и ребенка. Им помогать будут социальные службы. Задолбала старушка и их. Она бумажку напишет и ждет у подъезда приезда группы для проверки. Они бы и рады отделаться характеристиками с работы и детского сада, и с дополнительных занятий, но ее такой расклад не интересовал. Писала после жалобы и на соцслужбы. Вот и ездили они к людям раз в месяц, как по расписанию. Говорят, уже освобождали окошко на проверку ее очередной петиции. По их словам, на самом деле семья отличная, а бабке пора голову лечить.
- И теперь они готовы ее привлечь за потраченное время? – злорадно улыбнулась я.
Вот и вернулся бумеранг Тихомировой. Как же долго я этого ждала!
- Просто жаждут справедливости. И готовы подтвердить все слова родителей, даже если те обвинят ее в попытке поджога Кремля. Главное, чтобы она теперь побегала с бумажками, доказывая свою кристальную честность. В ее случае лучше сразу сделать себе справку о невменяемости. Но сейчас это не так просто… Так что ждут ее штрафы и регулярные вызовы в мой кабинет, а затем и суд.
- А я там зачем? Они будут писать заявления, а я чем займусь?
- А ты напишешь жалобу на испорченные стены подъезда. Запись ее злобной физиономии у нас есть. Привлечем ее за хулиганство. Я уже пять раз отклеил с двери подъезда ее оскорбительные объявления в твой адрес. На каждый опус есть протокол, понятые и прочее. Также я поднимался к ней и проводил разъяснительную беседу. Это значит, что второе, третье и все последующие объявления считаются повторными. Штраф я грозился выписать, но придержал. А теперь она получит их все разом. Вот еще четыре штрафа. Думаю, если постараемся, мы эту старушку тысяч на пятьдесят накроем сразу. Возьмем не суммой, так исправительными работами. Ну, или арестом, только держать ее нам негде. Тем более, несколько месяцев.
- Решительный настрой, – отношение Глеба к этому делу меня обескуражило. Даже стало жалко мою соседку.
- Я хочу решить твою проблему сразу. Заставить ее продать квартиру за долги. У ее сына несколько просроченных кредитов. У жены несколько покупок под большие проценты. Банк им не поможет, а если и пойдет на это, то сам квартиру оттяпает.
Приглядевшись ко мне, Порохов печально улыбнулся.
- Света, нельзя быть такой доброй. Она ведь тебя не жалела. Шла к своей цели, а ей была твоя квартира. Думаю, ее они бы оставили себе, а вот ее квартиру, старую и обшарпанную, продали.
- Но ведь она же работала на нее всю жизнь. Так она сама мне сказала, – удивилась я подобным заключениям.
- И ты поверила! Квартиру ей странным образом, через три месяца после покупки, подарил муж пятнадцать лет назад. Вот он-то и работал на буровой всю жизнь. Содержал семью, сына, вкалывал, как проклятый, домой не ездил, кроме того раза, как для покупки этой квартиры. А как получил травму, и вернулся, оказалось, что жена переоформила все на себя, и квартиру тоже. Не думаю, что там обошлось без взяток и подделки дарственных документов. В противном случае у нее ничего не вышло. А сама бабка трудилась в паспортном столе, перекладывая бумажки. Тратила намного больше, чем получала, по мнению бывших коллег. Была склочной и вредной всегда. Ее попросили сразу покинуть отдел, как только она достигла пенсионного возраста. Даже накрыли шикарный стол по такому случаю.
- Ты так много узнал о Тихомировой. Когда только успел? – восхитилась я.
Под разговор ужин шел медленнее, но мы не спешили.
- Дал задание знакомым, те позвонили своим знакомым. Мир ведь вокруг нас. Скинули мне все данные, номера телефонов и прочее. С бывшим мужем я сам общался. Вот его мне жалко. А эту бабку и ее сыночка – нет.
Сжав руками кружку с чаем, я задумалась. Неужели ей не противно так жить? Поливать всех грязью, использовать шантаж, принуждение. И просто использовать людей, она не пожалела даже близких! Это грязно и жестоко. Так жить нельзя. Я бы точно не смогла.
- В мире намного больше грязи, чем ты можешь себе представить, – сокрушенно проговорил Глеб. Он смотрел в свою тарелку и гонял по ней остатки салата вилкой. – Знаешь, я нашел своей первый труп, когда шел по дороге из школы. Жили мы на горке и у нас бывали туманы. Не часто и не постоянно, но бывали. В тот раз я слушал плеер и буквально споткнулся о сбитого насмерть мужчину. Сейчас я понимаю, что ему было не более сорока, но тогда он показался мне старым. Так вот, я стоял рядом и смотрел на него. Потом увидел старушку, спешащую к нам, вызвал милицию. Как мог, рассказал, где я и что вижу. Затем вызвал скорую помощь пожилой женщине. От шока у нее прихватило сердце. Я сидел рядом с ней и заставлял дышать, а сам вспоминал, какие машины проезжали мимо меня. Конечно, номера я не мог вспомнить, но цвет и марку в мои одиннадцать лет я распознать мог.