- Слыхали, как орет? – Спросил человек знакомым голосом. – Он даже в петушином теле ведет себя слишком дерзко.
- Надо было в курицу его, а не в петуха. Пусть его потоптали бы напоследок.
- И яйца еще бы снес. Все какая-то польза.
Мне не понравились эти люди. Я отошел в противоположный от них конец клетки и предупреждающе склонил голову. Во мне было столько сил, что я запросто мог разорвать их на куски.
- Нахохлился. Интересно, он понимает, кто такой?
- Понимал бы, давно бы уже оказался в одном из нас. Он новенький, еще тупой, но умнее ему уже не стать. Не прошел по конкурсу. Привет, Антон, или как там тебя зовут сейчас, Петька, пришел твой звездный час, послужить на благо людям. Ну-ка Михалыч, придержи калитку, я поймаю его.
Человек зашел в клетку. Я прицелился и когда он сделал шаг в направлении меня, резко сорвался с места и, выставив шипы, попытался ударить ими в ноги. У меня не получилось. Рука ухватила меня за шею, пережав трахею. Я начал задыхаться и терять сознание. Человек перехватил меня за ноги и за крылья, не позволяя дотянуться клювом до рук. Меня раздирала обида и невыполнимое желание вырваться.
- Ты смотри какой упорный. С каким удовольствием я отрублю тебе голову.
Я не до конца понимал, о чем он говорит, но чувствовал исходящую от человека смертельную опасность. А жить хотелось, назло и вопреки. Я вывернул голову и пытался поймать взгляд человека, чтобы залить в его душу свою злость. Он знал, что не нельзя смотреть в глаза и потому упорно отводил их в сторону. Передо мной замаячил пенек со следами крови и прилипшими перьями. Мне это совсем не понравилось и я выдал «кукареку» в котором собрал все свои жизненные силы. Оно должно было уничтожить мир, оставив только меня.
Не получилось. Мир не изменился. Моя голова оказалась на пне, и в этот миг я встретил его глаза, в которых читалось садистское удовольствие. Так вот что я хотел. Надо мной мелькнула тень, и раздался глухой удар. В следующую секунду я смотрел, как по земле кувыркалась обезглавленная туша петуха, разбрызгивая струйкой кровь в разные стороны.
- Палач ты, Петрович.
Я посмотрел на человека, сказавшего мне это. Это был ветврач.
- А не хрен было строить из себя. – Выдавил я с трудом, еще не отойдя от состояния петушиного сознания.
- Тебе нехорошо? – Ветеринар заметил, что со мной что-то не так.
- Не, Михалыч, нормально. Иногда бывает что-то такое непонятное, но быстро проходит.
Моя человеческая память и сознание выстроили в правильный порядок события до того момента, когда я очнулся в теле петуха.
- Ты распорядись тут с этой тушей, а я пойду валидола накапаю. – Я так сказал, потому что не знал, что делать с тушей петуха, а чтобы ветеринар ничего не заметил, решил уйти под благовидным предлогом.
- Может, спирта накапать? – Предложил Михалыч.
- Не, скажешь потом, что это я у тебя его вытаскал.
- Никогда бы на тебя не подумал, Петрович, кто угодно, но только не ты.
- Спасибо, пойду.
Мне интересно было, кто я такой. В петушином теле не признал человека, поэтому надо было посмотреться в зеркало. На мне была надета фуфайка не первой свежести, грязные резиновые сапоги. Я сунул руку в карман. Там лежала открытая пачка «Примы» и коробок спичек. В другом кармане лежал фонарь и складной ножик. Наверное, я оказался в теле скотника, который не брезговал рубить головы животным с человеческим сознанием. Поэтому ветеринар и назвал меня палачом. Садист-неудачник, отличное прикрытие.
Я вспомнил про Свету и Валентина. Наверняка их не отпустили. Они слишком много знали. Хотя, какая от них теперь польза без меня. Сгубить только, чтобы не болтали. Могли припугнуть и отпустить. Я представил себе, как продолжится их жизнь без меня. Я как бы буду среди них в теле Антона, но меня все равно не будет. За ненадобностью Валентина в моем теле вернут в родной город, и он станет жить полноправным хозяином в моей квартире. Света забудет о чудесах и наконец-то начнет думать о совместном деле с отцом. Как ни крути, всем, кроме меня одна сплошная польза.
Я примерно знал, где «чилят» скотники в свободное от работы время. У них была своя избушка под одной крышей с сараями. Туда я и направился. Вход в жилище был либо с улицы, либо из коровника. Я вошел со стороны пустого коровника. Открыл дверь, обитую дерматином, и вошел в темное, пахнущее угольным дымом помещение. Внутри стояли три двухъярусных кровати. На них спали двое, укрывшихся синими армейскими одеялами. Один человек топил печь и готовил на ней еду.
- О, здорова. – Поздоровался он со мной. – Казнил?
- Ага. Без суда и следствия. – Ответил я с легкой усмешкой.