Я выбрала боль сейчас, свободу позже.
«Отложенное удовлетворение».
– Не против, – ответила я. – Приходи, когда закончишь. Никакой спешки.
Джей поднял глаза к потолку, осенил себя крестным знамением и выбежал так же быстро, как появился. А я осталась гадать, почему бог заслужил благодарность, когда его спасение явно было делом рук Эли.
Как только мы снова остались одни, я подошла ближе и скрестила руки на груди.
Я не могла вспомнить, почему из всех мужчин написала именно ему. Чтобы избежать фотографий гениталий, оскорблений и просьб понюхать мои использованные трусики, я пользовалась только приложениями, которые требовали от женщин сделать первый шаг. Но критерии моего отбора были весьма скудными: местные мужчины, которые отмечены другими пользователями как безопасные, и которые были готовы принять мои ограничения. Внешность играла второстепенную роль. У меня был вполне удовлетворяющий секс с некрасивыми парнями, или с теми, чья харизма абсолютно на меня не действовала. Но Эли… Он не поддавался классификации. В его присутствии было что-то всеобъемлющее, то, что оказывало на меня почти химический эффект.
В данный момент он скрестил руки на груди, и бугры мышц под тонкой рубашкой заставили меня представить, как он протягивает руку. Обнимает. Прикасается.
– Это было плохо сделано: слишком явно, – сказала я без выражения.
– Да, – согласился он, потом, словно это только что пришло ему в голову, спросил: – Ты чувствуешь себя в безопасности? Со мной наедине?
Я хотела солгать, но отказалась от этой идеи.
– Да.
Он расслабился.
– Тогда я не буду просить Джея вернуться. Через какие промежутки времени ты проводишь измерения?
Я склонила голову набок, изучая Эли, переоценивая его роль здесь, в «Клайн» и, кстати, вспоминая о числе «Эйлера».
«Ты знаешь пароль к телефону этого мужчины, его мнение об анальном сексе и прочим сексуальным предпочтениям, но понятия не имеешь, откуда у него знания в области пищевой промышленности. Отличная работа, Ру!»
– Догадайся.
Он снисходительно скривил губы.
– Я тебе не танцующий медведь. Я не действую по команде.
– Конечно, нет. Тебе нравится элемент неожиданности. – Его молчание читалось как согласие. Он пялился на мой рот, пока я не спросила: – Какое у тебя образование?
– Это имеет отношение к тому, что мы здесь делаем?
Я облизала кончики зубов.
А правда имеет? Нужно ли мне это знать? Или я просто испытывала неоправданное, нехарактерное для меня любопытство к этому мужчине, которого давно пора вычеркнуть из своей жизни и разума?
– Я записываю данные о росте микроорганизмов каждые тридцать минут и каждые пятнадцать проверяю условия в камере влажности, просто на всякий случай. – Я оторвала взгляд от его сложного лица, отвернулась и надела лабораторный халат.
Когда обернулась, Эли смотрел на меня голодными глазами, как будто я была чем-то съедобным, как будто я раздевалась, а не наоборот.
Лабораторный халат Джея был больше моего, но оказался мал для Эли. Он надел резиновые перчатки с легкостью, которая должна быть только у того, кто каждый день посещает лабораторию, или у серийного убийцы. Я уставилась на его руки, растягивающие латекс, и подумала:
«Это опасно. Он и я не должны быть вместе в одном помещении».
– Когда мне было восемнадцать или девятнадцать, – сказал Эли, – я работал в лаборатории в качестве младшего научного сотрудника, и случайно перепутал настройки резервуара с жидким азотом. Моя лаборатория потеряла несколько важных клеточных линий, которые хранились в ней. Это была глупая ошибка, которая отбросила их исследования на недели назад, – он прикусил щеку. – Все предположили, что это была техническая неисправность, и я позволил им так думать, хотя и чувствовал себя чертовски виноватым. В следующем семестре я перешел в другую лабораторию.
Я удивленно уставилась на него.
– Зачем ты мне это рассказал?
Его губы скривились.
– Просто признаюсь тебе в кое-чем ужасном. Я подумал, что это может быть нашей фишкой.
Я вспомнила машину. Свое признание о брате, его признание о сестре, и вдруг сказала:
– Однажды я случайно раздавила череп мыши, когда надевала ей на ухо идентификационный зажим, – я сглотнула. – Аспирант, который курировал меня, сказал, что в этом нет ничего особенного, и я притворилась, что мне все равно, но я не могла с этим справиться. С тех пор я не работаю с лабораторными животными.
Эли ничего не сказал, и не отреагировал никак иначе, как и тогда, в машине. Мы просто смотрели друг на друга без разочарования и взаимных обвинений. Просто два ужасных человека с ужасными историями, которые больше судили себя, чем друг друга. Я первой отвела взгляд, когда больше уже не могла этого выносить, взяла яблоко и пошла в камеру влажности. Эли последовал за мной, и я не возражала.