– Здесь жарко, – прокомментировал он. – Пломба вскрыта? Я могу взглянуть.
– Здесь просто очень мало места, и мотор постоянно работает. Готов? – я запустила таймер прежде, чем он успел ответить.
Надо признать, он был хорошим помощником. Знал, как, где и что регистрировать, не просил повторяться и ни разу не выглядел скучающим, пока я снимала показания. Он задавал вопросы о моих исследованиях, о компании, о работе, которой я занималась до прихода в «Клайн», но, казалось, инстинктивно понимал, что меня не следует беспокоить, когда я собираю образцы или разбавляю их буферными растворами.
Было понятно, что с его стороны это лишь поверхностный интерес, поэтому я отвечала на большинство вопросов, понимая, что эти сведения никак не навредят Флоренс. В «Клайн» мы выполняли важную работу, а Флоренс была фантастическим лидером. Я хотела, чтобы Эли знал, как многого мы достигли, а еще я хотела, чтобы он чувствовал себя злодеем из-за, пусть и законных, но аморальных планов «Харкнесс» относительно нашей компании. Но он не казался расстроенным, только слушал и задавал вопросы. Но прежде всего, он казался полностью в своей стихии. Как будто его место было в лаборатории.
– Сколько времени прошло? – спросила я, беря новый наконечник пипетки.
– Меньше пяти минут...
– Я имею в виду, с тех пор, как ты в последний раз был в лаборатории.
Он оторвал взгляд от блокнота и посмотрел на меня с непроницаемым лицом. Такое можно сделать только намеренно.
– Не считал.
О, он считал. Знал с точностью до дня. Я была уверена.
– Почему бросил?
– Не помню.
Мы стояли так близко, что я практически могла осязать ложь, которую он произнес.
– Ты не помнишь, почему решил быть менеджером хедж-фонда, а не ученым?
– Ты действительно мало что знаешь о частных акциях, не так ли?
Я крепче сжала пипетку.
– Зато ты много знаешь о пищевой инженерии.
– И что это нам дает?
– Ничего. Потому что нет никаких «нас». – Я так стиснула руку, что случайно надавила большим пальцем на выталкиватель пипетки и уронила наконечник. – Черт!
Я опустилась на колени и нагнула голову к полу.
– Вот, держи.
Я подняла глаза. Сидя на корточках передо мной, Эли протягивал ладонь, где лежал наконечник.
Слишком близко.
Ближе, чем когда-либо с той ночи.
– Спасибо, – сказала я, но наконечник на забрала: не знала, могу ли доверять Эли.
Он смотрел на меня так, словно мог заглянуть мне в голову и увидеть, какой беспорядок там творится. Взял мою руку, осторожно разжал и положил наконечник на ладонь, а потом нежно сжал.
Между нами было два слоя перчаток, и я едва ощущала тепло, но Эли держал меня так, будто имел на это полное право.
Мое сердце забилось где-то в горле, а к щекам прилил жар.
– Ты думала об этом так же много, как и я? – голос у него был хриплым, скрипучим из-за того, чему я не решалась дать название, но могла бы легко определить состав.
– Я не знаю, как много ты думал об этом.
Он тихо рассмеялся.
– Много.
– Тогда, да. – Я облизнула губы, и почти взмолилась, чтобы Эли не смотрел на мой рот таким взглядом.
– Я хотела бы, чтобы был способ закончить это.
– Рута, – он сглотнул,– думаю, есть способ.
– Какой?
– Ты его тоже знаешь.
Да, знала. То, что мы начали тем вечером, еще не закончено. Ничего еще не закончено.
– Это плохая идея.
– Разве?
– Ты из «Харкнесс». Я из «Клайн».
– Верно, но прямо сейчас мне насрать на «Харкнесс», на «Клайн», – его голос звучал самоуничижительно, словно ему не нравились собственные чувства, – и на все другое, кроме...
«Тебя, меня, нас…»
Я хотела, чтобы он это произнес, и в тоже время ненавидела себя за это.
– Не думаю, что ты мне нравишься как личность. Мне определенно не нравится то, что ты делаешь, и я не уважаю это.
Если ему и было больно, он этого не показал.
– К счастью, это совсем не обязательно.
Он был прав. Я закрыла глаза и представила, что говорю «да». Представила тот самый способ, которым можно все закончить. Как это было бы приятно, и какой покой и удовлетворение я почувствую потом. Ни его имя, ни голос, не будут вызывать у меня никакой мгновенной, неконтролируемой реакции.
Я могла бы это сделать, а потом перестану его хотеть. Так было всегда: я ведь никогда не повторяюсь.