Эта призывательница… эрцгерцог подтянул к себе папку. Смогла сделать то, чего сделать мало кому удавалось.
Застать его врасплох.
Открыв досье, лорд в задумчивости уставился на брюнетку. На вид совсем юная, не скажешь, что ей двадцать пять лет. Серьезный взгляд темных, словно безлунная ночь глаз, казалось, заглядывал в самую душу.
Разве не так же она смотрела на него тогда? Когда он выпустил силу? Ни на минуту не дрогнула, хотя от такого давления бывало, что даже самые стойкие рыцари падали перед ним ниц, умоляя остановиться.
Те, кто осмелился бросать ему вызов, давно знали. Линет Долград не знает пощады. Не прощает ошибок. И не оставляет за своей спиной врагов.
Тогда отчего же именно для нее он сделал исключение?
Ведь для него одно слово «призывательница» уже звучит как приговор.
Если и было в этом мире то, что эрцгерцог ненавидел более всего. Так это проклятую силу изнанки…
Поток мыслей мужчины нарушил стук и голос Роберта, его личного помощника, оповестивший:
- К вам посетительница, мой господин. Графиня Нейтон просит аудиенции.
Вчера Линет из-за непредвиденных обстоятельств, буквально свалившихся ему на голову, так и не смог попасть на оговоренную встречу. Но видно Лойда всерьез взволновала его пропажа, раз тот не преминул оповестить о ней графиню, и та сразу примчалась сюда.
- Пропусти, – вздохнул он, захлопывая досье и откладывая папку в сторону.
Дверь распахнулась, являя женщину в годах. Представительная, статная особа еще до того, как отзвучали слова позволения, ворвалась в кабинет, чуть ли, не снося в сторону секретаря. И встала на пороге, досконально его осматривая.
- Со мной все в порядке, - поспешил уверить он взволнованную графиню. – Жив, здоров и не забываю кушать вовремя.
На последних словах уголки губ Линета дрогнули, выдавая улыбку. Не ту кривую, которой постоянно одаривал остальных, а более теплую, предназначенную только для этой, дорогой ему женщины.
Гостья же, напротив, недовольно поджала губы, с укором глядя на эрцгерцога, как на нашкодившего мальчишку. Пожалуй, только она могла вот так, отчитывать здоровенных взрослых мужиков одним лишь брошенным взглядом.
Легкой походкой, не совсем свойственной людям ее возраста, графиня прошла до стола и расправила подол платья прежде, чем опустится в предложенное Робертом кресло. Когда за помощником закрылась дверь, она произнесла:
- Рада видеть тебя в добром здравии мой мальчик. Однако почему ты не оповестил меня о своем приезде заранее? Почему я узнаю о нем от священнослужителя? Еще к тому же в весьма странной формулировке, в которой фигурирует пропажа. Тебя действительно похитили? Кто эти нечестивцы, посмевшие свершить такое гнусное деяние еще и в стенах священного храма?
- Всего лишь недоразумение, под гнетом внезапных обстоятельств мне срочно пришлось пересмотреть планы. К сожалению, я не успел оповестить об этом пастора Лойда.
- Но ты мог бы оповестить меня, - обида, прозвучавшая в голосе женщины, заставила Линета устыдиться.
Когда в одночасье не стало его семьи, лишь графиня была тем маяком, который удерживал отчаявшегося осиротевшего мальчишку. Это она, без опаски обнимала его хладное тело, в те тревожные часы, когда магия выходила из-под контроля, угрожая вырваться на свободу.
В королевском дворце, куда после трагедии привели Линета, он долгое время не мог прийти в себя. Находясь в состоянии какого-то анабиоза. Не говорил, не реагировал, бездумно существовал. Будто не в силах очнуться от пережитого кошмара. Пока однажды в саду не повстречал эту женщину.
Тогда графиня Нейтон была дуэньей старшей дочери короля. Вдова, рано похоронившая мужа, не в силах зачать собственных детей отчего то заинтересовалась несчастным ребенком.
Изо дня в день она снова и снова приходила к нему, в попытках достучаться до его, казалось заледеневшего сердца.
И однажды случилось невероятное, он, мальчик, которого большинство списало со счетов, действительно откликнулся на ее зов.
Поэтому сейчас эрцгерцогу стало неловко, что на всю полученную им от нее доброту, он по-прежнему отвечает скупо. Стараясь держать некую дистанцию. «Ей лучше находится вдали от меня, тогда ни у кого не будет повода тронуть ее…» - в основном так считал мужчина.