- К сожалению время вышло, – категорично произнес он. - Из-за вас я уже значительно опоздал на встречу, ждать дальше не вижу смысла. Видимо заказчик не планирует показываться в ближайшее время. Поэтому я дам вам два варианта на выбор. Либо вы выдаете имя того идиота, кто рискнул заказать это нелепое похищение, и я, так уж и быть, оставляю вас в живых и отправляю в Стоунфол. Либо…
Мужчина прервался, а чаша в моих руках окончательно заледенела. Холод обжог пальцы, и я неосознанно разжала их, позволяя посуде выскользнуть и грохнуться об пол, разлетаясь на осколки.
- … умираете вместо него. – между тем закончил фразу лорд. Сухо и без эмоционально. Словно моя жизнь для него подобна этой фарфоровой чашке. Разбилась? Да, бог с ней, приберут! - Ну что? Какой вариант вам больше по душе?
Честно говоря, оба так себе. Просыпаясь сегодня утром и готовясь к «делу», я даже в самом худшем варианте развития событий не предполагала, что буду стоять перед выбором между тюрьмой для особо опасных преступников и жуткой смертью от рук человека, чьим именем пестрят учебные трактаты.
Сказать ему правду? Какую? Что, мол, хотела украсть не вас, а Кейбла? Так Лэйн же насколько меня память не подводит его подчиненный. Что-то мне подсказывает, для великого эрцгерцога желание похитить ЕГО подчинённого, да и вообще кого либо, мало послужит оправдательным аргументом.
И вмешивать Розарию не хотелось. Она, конечно, дура, что втянула меня во все это, но и я тоже хороша, раз повелась. Мало ли как он поступит, узнай обо всем.
Похищение, в попытке скомпрометировать…
Пожалуй, не смотря на титул маркизы, нам с ней вполне могут выписать соседние шконки в Стоунфоле. Разумеется, неугодного замужества в результате она избежит, но обрадует ли ее такой исход? К гадалке не ходи, что вряд ли.
Казалось бы, в храме статуя бога справедливости рухнула не на мою голову, но почему тогда такое чувство, что пришибла именно меня?
Сжав дрожащими пальцами ткань на простенькой серенькой юбке, я решилась на еще более сумасшедший поступок, чем похищение чужого жениха.
- Ваша светлость, умоляю, простите! – гаркнула я, пытаясь отвесить поклон, аля «раскаиваюсь, только пощадите», но от страха не рассчитала и, под жалобный звон посуды, вдарилась лбом об столешницу. – Это все ваша вина!
- Моя? – удивленно отозвался эрцгерцог, видимо не совсем понимая, в чем именно его обвиняет сия чокнутая особа.
- Я пала жертвой вашего обаяния.
В спальне повисла потрясающе звенящая тишина. В ходе, которой лично я пыталась собраться с силами, дабы продолжить этот цирк дальше. А лорд Долград… Ну он, наверное, просто… хм, ничего не понимал… абсолютно.
- И что вы хотите этим сказать?
- Я ваш фанатик…
Мужчина делавший в этот момент глоток отвара, который вкупе с пыльцой абриса мог бы усыпить и лошадь, но как оказалось не эрцгерцога Долграда, подавился, громко закашляв.
- Я без ума от вас уже много лет, – глухо, от того что так и упиралась лбом в столешницу, забормотала сущий бред. – Еще будучи адепткой с замиранием сердца следила за каждым вашим шагом. Канайский разлом. Тварям, выбравшимся из него, не было числа, и вы единственный благодаря кому империя в тот день выстояла. А битва при Мэйтленде? Враги бежали с поля боя, едва завидев ваши штандарты… а как насчет события на Южном море…
Скрупулёзно припоминая все факты, когда-либо слышанные мной о великом и несокрушимом Долграде, я мысленно благодарила соседку по академическому общежитию, которая в отличие от меня как раз-таки и была без ума от него. Да так, что обвешивала магическими плакатами с изображениями этого мужчины всю комнату. И пока я заучивала очередной трактат, она пересказывала мне очередные сплетни о великом эрцгерцоге. Начиная от любовниц и заканчивая чуть ли не цветом нижнего белья, надетого на нем... И неважно, что в те моменты я совершенно не слушала этот бред сивой кобылы, кажется Аурелью это мало волновало. Припоминаю, она даже состояла в каком-то тайном девчачьем клубе, посвященном ему.
Надо же насколько судьба порой делает крутые повороты и то, что ранее казалось ерундой, может однажды спасти тебе жизнь.
Но кстати говоря… Те плакаты… если подумать, то тот прекрасный юноша, изображенный на них, всегда вызывал у меня раздражение. Холодный и надменный. Под взглядом его, казалось, пронзающих насквозь ледяных глаз всегда ощущала себя неловко. Словно он постоянно меня осуждал.