— Звёзды не чувствуют.
— Откуда такая уверенность? — В глазах жреца мелькнула улыбка. — Возможно, они чувствуют совсем иначе, чем мы. Возможно, их страдания и радости нам просто недоступны для понимания.
Крид нахмурился:
— К чему ты ведёшь?
— К тому, что проблема не в бессмертии, а в ограниченности восприятия. Ты смотришь на свою жизнь глазами смертного, хотя уже давно им не являешься.
Жрец встал и подошёл к краю развалин, откуда открывался вид на море.
— Когда я был молод, я тоже страдал. Моя возлюбленная умерла от лихорадки, родители погибли в набеге нубийцев. Я проклинал богов за жестокость, винил судьбу в несправедливости.
— И что изменилось?
— Понимание. Я начал изучать древние тексты, постигать природу времени и вечности. И постепенно осознал: смерть — это не конец, а переход. Рождение — не начало, а продолжение.
Крид поднялся и подошёл к жрецу.
— Красивые слова. Но они не отменяют реальности страданий.
— Не отменяют, но меняют отношение к ним, — согласился Имхотеп. — Скажи, Виктор, когда ты в последний раз чувствовал настоящую радость?
Вопрос застал Крида врасплох. Он долго молчал, перебирая в памяти события последних лет.
— Когда видел, как Артур впервые сумел разоружить опытного рыцаря честным поединком. Когда Мерлин научился управлять своей силой и создал первый настоящий защитный барьер.
— То есть когда ты помогал другим расти и развиваться?
— Да, но...
— Никаких "но", — мягко перебил Имхотеп. — Ты нашёл источник радости в обучении, в передаче знаний. Но почему ограничиваешь себя двумя учениками? Почему не видишь бесконечных возможностей, которые даёт бессмертие?
Крид задумался. Действительно, моменты с Артуром и Мерлином были островками света в море его существования.
— Потому что они тоже умрут, — наконец сказал он. — Рано или поздно я останусь один.
— И тогда найдёшь новых учеников. И новых. И новых, — жрец развёл руками. — Каждое поколение будет нести частичку твоей мудрости дальше. Разве это не бессмертие более глубокое, чем простое сохранение тела?
— Но боль потери...
— Боль — это цена любви. И чем глубже любовь, тем сильнее боль. Но разве стоит отказываться от любви из страха перед болью?
Имхотеп вернулся к свиткам и развернул ещё один.
— В наших текстах говорится о четырёх стадиях бессмертного существования. Первая — отрицание, когда бессмертный не может принять свою природу. Вторая — гнев, когда он восстаёт против судьбы. Третья — поиск смысла, когда он пытается найти цель в вечности. И четвёртая — принятие, когда он понимает истинную природу своего дара.
— Дара? — Крид едва не рассмеялся. — Ты называешь проклятие Одина даром?
— А чем ещё можно назвать возможность накапливать опыт веков, изучать все науки и искусства, помогать бесчисленным поколениям людей?
— Одиночеством. Болью. Пустотой.
— Только если смотреть на это с позиции смертного, — настаивал жрец. — Смертные привязываются к конкретным людям, местам, моментам. Бессмертный должен научиться любить иначе — шире, глубже, без привязанности к форме.
Крид сел на камень и закрыл глаза.
— Легко говорить. А как это сделать практически?
— Начни с изменения перспективы. Вместо того чтобы оплакивать уход Артура и Мерлина, радуйся тому, что они есть сейчас. Вместо страха перед их смертью, наслаждайся процессом их роста.
— И когда они умрут?
— Ты будешь грустить, это естественно. Но потом найдёшь новых учеников и снова испытаешь радость от их успехов. Горе и радость — это не противоположности, а части одного целого.
Жрец присел рядом с Кридом.
— Знаешь, в чём твоя главная ошибка? Ты пытаешься жить как смертный, но с бессмертным телом. Это всё равно что пытаться влить океан в кувшин.