— Я попробую понять. У меня нет таких людей просто.
— Может, теперь появятся? С Серёгой вы о чем беседовали?
— О жизни. Он интересный, оказывается. Надо послушать что он играет.
— Послушай, если зайдет, скажи. Ему приятно, когда от близких реакция есть.
— Я не близкая.
— Ты со мной.
Я набрала воздуха, чтобы прямо у него спросить, кто я и для него, но тут с крыльца негромко позвали:
— Леш?
— Погоди, — он встал и вышел из-за кустов.
Невовремя. А может и к лучшему.
— Леш, вам в одной комнате стелить? — тихо спросила Саша.
— В одной. Да мы и не поместимся по разным.
— Да, пора пристраивать что-то. Хорошо, я вам на первом стелю тогда. Придёте, как наговоритесь, дверь закройте только.
— Понял, принял.
— А, Леш. Мы все наверху, там первый этаж не слышно, — я поняла, что она в этот момент улыбнулась.
— Иди нафиг, Шурка! — я услышала, как он засмеялся.
— В одной, значит, — спросила я, когда Лешка вернулся.
— В одной.
— Ну-ну.
— Поздняк метаться, Поль.
— Ты опять раздваиваешься!
— Да в смысле?!
— В коромысле! То ты шут гороховый, то романтик, который и на гитаре сыграть может и поговорить нормально и целуется, как человек, а не как орангутанг!
— Когда я тебя целовал как орангутанг? — оскорбился Лешка.
— Пытался. К стенке меня к бара когда прижимал, чистый орангутанг!
— Да не раздваиваюсь я. Я всегда такой.
— А можно мне один вариант выбрать, а то голова гудит.
— Дуреха ты, — он протянул мне руку, ладонью вверх и осторожно сжал, когда я положила в нее свою.
Сердце, кажется, на секунду перестало биться.
— Какой-то ты очень хороший сегодня.
— Может я влюбился?
— Да ну?
— Ну да.
— Чем докажешь?
— У меня со словами плохо, я — о рангутанг, — это он уже повернулся ко мне и приобнял за талию.
— Иии?
— Давай покажу?
Он наклонился, плавно, не торопясь, осторожно коснулся моих губ, будто спрашивая разрешения.
Руки теплые, жгущие через одежду. Я обняла его за шею, трогая волосы — мягкие и густые. Особенно мне понравилось гладить его коротко стриженный затылок. Он легко меня поднял, усаживая верхом на свои бедра. Да, так правда удобнее. Я залезла руками под его футболку, чувствуя мышцы двигающиеся под кожей. Захотелось его подразнить и я слегка порезала.
Лешка с шумом втянул воздух и взмолился:
— Хватит.
— Думаешь?
— Уверен. А то прямо тут под кустом нехорошо. Вдруг кто увидит.
— Фу, какой ты, — я смотрела в его серые глаза и никак не не могла отвести взгляд. Нравится он мне. Хорошо с ним до мурашек.
— О чем думаешь? — он постепенно переводил дыхание.
— Глаза у тебя красивые, — не стала я говорить всей правды.
Вместо ответа, он потянулся, и поцеловал меня в кончик носа. Нежный жест, не совсем вяжушийся с Лёшкой. Когда я уже разберусь, где он настоящий?
— В дом пойдем? — спросил он.
— Пойдем, — я пожала плечами.
Нашей спальней оказалась та самая комната, где я переодевалась.
— Приставать не буду, — предупредил Лешка, — полный дом людей.
— Мои соседи тебя не смущали.
— Срать я хотел на этих бабок, я их даже не видел, а тут все свои.
— Надо же какие высокие принципы!
— Так, иди сюда, — он притянул меня ближе.
Я не стала возражать. Мне было с ним хорошо. Так хорошо, что я голову от близости теряла.
— И снова нужно не шуметь, да? — он улыбнулся, а меня от этой такой его улыбки что-то перевернулось внутри.
— Не больно? — я осторожно потрогала место, где был порез под пластырем.
— Затянулось почти. На мне как на собаке, — он не отводил глаз от моего лица и я вопросительно посмотрела на него.
— Ты красивая, — очень серьезно ответил Лешка и наклонился ко мне, целуя.
Наврал, конечно — приставать он начал почти сразу. А я и не против.
Шуметь нельзя, но и не полная тишина. В этот раз он не молчал. Я по его тихим стонам, сбитому дыханию, касания, движениям, понимала, что ему со мной тоже хорошо. Именно со мной. И это такой кайф. Я только сейчас поняла, что значит отдаться человеку. Целиком. Не быть просто кем-то, с кем надо удовлетворить потребность, а желанной. Я почти кожей чувствовала, что он хочет только меня. Именно меня и никого другого. Что ему здесь со мной хорошо, что приятно все, что я делаю и потому что делаю это именно я. От этого осознания я голову потеряла просто.