Мэри посмотрела на озеро. Эта сторона была в тени, но солнце всё ещё освещало дальний берег в полутора милях отсюда. Мэри знала, что в квартире имеется четыре кондиционера/обогревателя — по бокам каждого уровня. Каждый вечер перед тем, как отправиться спать, она включала вентилятор в главной спальне, чтобы его белый шум заглушал какофонию птиц, встречающих по утрам зарю. Возможно, если включить его на полную, то он заглушит и звуки, доносящиеся из второй спальни…
Потому что Понтер прав. Ей придётся к этому привыкнуть.
— Хорошо, — сказала она, прикрывая глаза. — Но тогда вы готовите завтрак.
Адекор взял Понтера за руку и улыбнулся Мэри.
— Договорились, — сказал он.
В кабинете Джока уже был большой сейф, вделанный в дальнюю стену; это было первое, что он приказал сделать, когда «Синерджи Груп» приобрела особняк. Сейф, вмурованный в бетон, отвечал стандартам министерства обороны по безопасности и несгораемости. Джок хранил кодонатор в нём, доставая его только для работ под своим личным наблюдением.
Джок сидел за столом. На одном его краю лежал соединительный блок, собранный Лонвесом Тробом; с его помощью было возможно загружать в кодонатор композиции, составленные на персональном компьютере. Сейчас Джок разглядывал одну такую композицию. Его монитор — 17-дюймовый LCD в чёрном корпусе — демонстрировал пояснения и формулы, подготовленные Корнелиусом Раскином. Конечно, Джок сказал Раскину, что его интересует исключительно оборонный аспект: желание выяснить, каковы могут быть наихудшие последствия, если кодонатор попадёт не в те руки.
Джок знал, что должен был передать этот прибор в Пентагон — но тамошние идиоты сразу захотели бы использовать его против людей. Нет, это был его шанс — его единственный шанс, и он собирался им воспользоваться. Сейчас, на ранней стадии контакта, это выглядело бы как трагическая случайность: страшный микроб как-то пролез на другую сторону. Весьма прискорбно, но он выкосил всех обитателей Эдема, а со стороны Homo sapiens была лишь одна жертва — Корнелиус Раскин, необходимость в котором уже отпала.
Раскин, разумеется, знал только то, что ему было необходимо. К примеру, он, как и большинство генетиков мира, считал, что естественный резервуар[150] вируса эбола — место, где он сохраняется, когда не заражает людей — неизвестен. Но Джок имел доступ к информации, о которой Раскин не имел понятия: правительство США локализовало этот резервуар ещё в 1998: Balaeniceps rex или китоглав, крупная болотная птица с востока Тропической Африки. Информация была засекречена, чтобы ею не воспользовалась какая-нибудь недружественная держава.
Эбола — РНК-вирус, геном которого полностью секвенирован, хотя, опять же, Раскин не знал и этого; эти сведения тоже были засекречены по той же самой причине. Так что, с точки зрения Раскина, ему было поручено провести манипуляции с некоей произвольной вирусной последовательностью, а не с реальным генетическим кодом вируса эбола.
Существует несколько штаммов эболы, названных по месту их первого обнаружения. Эбола-заир наиболее смертоносен, но передаётся только через биологические жидкости. В отличие от него эбола-рестон, который людей не заражает, передаётся воздушным путём. Но Раскину не составило труда — разумеется, исключительно в качестве упражнения — запрограммировать кодонатор поменять местами несколько генов и таким образом получить гибридную версию, объединившую вирулентность эболы-заир со способоностью к воздушной передаче эболы-рестон.
Ещё несколько модификаций сократили инкубационный период до десятой части его природной длительности и повысили смертность с девяноста до более чем девяноста девяти процентов. А ещё одно финальное вмешательство изменило генетические маркеры, указывавшие на естественный резервуар вируса.
Вторая часть проекта была посложнее, но Корнелиус вгрызся в неё, как пёс в кость; нет ничего лучше для мотивации сотрудника, чем 200000 долларов в качестве гонорара за консультацию.
На бумаге концепция выглядела довольно просто: не давать вирусу активизироваться, пока он не попадёт в клетку с определёнными характеристиками. К счастью, посол Тукана Прат привезла в ООН десятерых самых знаменитых неандертальцев, которые щедро делились своими знаниями. Один из них, Борл Кадас, сообщил информацию, полученную в ходе секвенирования неандертальского генома, завершенного в 1953 году по глексенскому календарю. Эта база данных дала всё, что требовалось знать для того, чтобы научить вирус убивать лишь тех, кого он должен был убивать.