— Я согласен, — твёрдо сказал Дилан.
Болотница посмотрела на замерших брата и сестру.
— Зажигайте. Время пришло.
Алёна повела плечами, сбрасывая сюртук. Отёрла рукавом лицо и взяла брата за руки.
— Закрой глаза, Дилан, — сказал Ивка. — Покрепче! И отвернись.
Дилан зажмурился. Неловко переступив, повернулся к ним спиной. Русалки запели. Потом Дилан, как ни старался, не сумел вспомнить ту песню. Только казалось, что горел за его спиной огонь, трещал, бушевал, но не грел.
— Бери… — услышал он и обернулся.
Болотница исчезла. Ивка и Алёна стояли, устало уронив руки. А между ними покачивался на тонком стебле огненный цветок. «И ничего особенного, — подумал Дилан. — На лилию похоже. Или на орхидею? Нет, скорее на розу…»
— Вот она — смерть наших погубителей, — тихо сказал Ивка. — Справишься? Цветок надо в руки отдать. Или хотя бы в дом внести.
— Они не возьмут. — Дилан прикусил губу, вспоминая наставления Почечуева. — Мне сказали, что на крыльце будет ждать ларец. Вот в него и надо положить цветок, а крышку захлопнуть.
— Ларец, стало быть? — Алёна прищурилась. — Ла-адно! Подожди, я мигом!
— Куда это она? — спросил Дилан, когда девушка исчезла.
Ивка пожал плечами.
— Придумала что-то. Она умная, хоть так сразу и не скажешь. — Он поднял сюртук и старательно отряхнул. — Возьми, а то под утро похолодает.
— Оставь себе, — Дилан снова покраснел. — Без него бежать легче.
— Да, побегать придётся, — согласилась Алёна. Она появилась прямо перед Диланом и протянула мокрый пучок травы. — Вот, держи. Это разрыв-трава. Настоящая, я проверила — против течения плывёт. Как только Почечуевы возьмут ларец и в дом внесут, брось траву на крышку ларца. И беги оттуда, как будто за тобой все демоны Преисподней гонятся! Понял?
— Ага, — Дилан сунул траву за пазуху. Рубашка из китайки тут же промокла.
— Проводить его надо, — сказал Ивка.
— Не получится! — Алёна досадливо мотнула головой. — Не чуешь разве, вышло наше время на земле. Но мы по ручью переполох устроим, отвлечём лесавок. Торопись, Дилан-Воробушек.
— Ты приходи потом к реке, — сказал Ивка. — Позови нас, мы услышим.
— Я приду. И отомщу за вас, обещаю!
Они исчезли. И тут же в ручье забурлила вода. Дилан торопливо подобрал котомку, вытряхнул клубочек.
— Сейчас обратно побежим.
Он аккуратно накрыл котомкой цветок. Затянул тесёмки, дёрнул, отрывая стебель от земли. Ему в лицо с треском полетели искры, горячими жалами впились в кожу. Дилан схватил котомку в охапку и, спотыкаясь, побежал за клубочком, на ходу протирая глаза.
Вокруг трещало, ухало, выло на разные голоса. Мох под ногами шевелился, петлями-ловушками выползали корни. Дилан бежал, не разбирая дороги. Клубочек впереди светился всё слабее.
Что-то серое выпрыгнуло наперерез. Дилан споткнулся и упал, накрыв собой котомку с цветком. От жара перехватило дыхание.
— Лежи! — шепнул голос Анчутки.
Дилан покосился на притаившегося рядом зайца.
— Ты почему не рассказал мне…
— Тихо!
Откуда-то сверху спланировал филин, схватил клубочек и с утробным уханьем улетел.
— Вот гад! Ну, я ему устрою! Весь к осени запаршивеет! — Анчутка завертелся на месте. — Куда это нас занесло? Ты тропинку видишь?
— Нет… — Дилан растерянно огляделся. Лес вокруг был совершенно незнакомым.
— А куда идти, помнишь?
— Н-нет…
— Вот ведь, даже меня запутали! — Заяц встал столбиком. — И взлетать нельзя, они только этого и ждут.
Он принюхался.
— Хлебом пахнет… И пряниками!
— Значит, я здесь проходил! — обрадовался Дилан. — Теперь не заблудимся.
От хлеба и пряников остались только крошки, но Анчутке и этого хватило. Они бежали по запаху — от дерева к дереву, а небо над лесом становилось всё светлее.
— Не успеваем, — бормотал Анчутка. — Ох, коротка ночь…
— Опушка! — Дилан наддал, обогнав зайца.
С раздвоенного дуба протяжно кричала сова-сипуха:
— Совиная почта! Совиная почта! Последний час приёма писем!
— Моё письмо! — крикнул Дилан, пробегая мимо. — Я отменяю отправку!
— Совиная почта предоплату не возвращает! — Сова недовольно завертела головой.
— Да я вам доплачу, только письмо придержите! — Анчутка, задыхаясь, ничком упал под дубом. — А лучше потеряйте с концами…
Он догадывался, о чём написал Дилан своим заморским родственникам. И почему передумал. Вот и хорошо, вот и правильно…