Степан Алексеевич, втайне от городничего, весьма благоволившего к покойной, считал, что ведьма получила по заслугам. Но как теперь дела решать? К госпоже Артамоновой на поклон идти? Как бы хуже не стало. С ревизией-то едет не простой чиновник, а доверенное лицо обер-прокурора, кавалер с «Анной на шее». Да ещё и с секретным предписанием! Такому под ноги ковровую дорожку стелить и крестным ходом встречать. И не дай Бог в пути хоть малейшая заминка приключится!
Уездный исправник как раз и ехал осмотреть дорогу, по которой ожидался ревизор. Хотя особой надобности в осмотре не было. Дороги в Неблагом уезде служили предметом особой гордости местных властей и зависти соседей. Ровные, гладкие, без рытвин и все, как положено, оканавленные. А что ведут порой не туда, так это другой вопрос. И как его решить, все местные знают: остановись на перекрёстке, поклонись на четыре стороны, положи под столб малое приношение — пару монет али ситный калач. И следуй себе дальше, куда надобно, не заблудишься.
Дорога, по которой ехал исправник, вела мимо Почечуевки. За тощим полем побитых градом посевов темнели приземистые избы. Вымирает деревня. Как хозяев не стало, так и посыпались несчастья — то неурожай, то мор. А наследник и носа не кажет.
И ведь что интересно: с одной стороны дороги, где деревенские поля, град всё начисто побил, а с другой стороны луговые травы стоят непримятые, во всей красе.
Степан Алексеевич остановил коляску. Вроде бы здесь раньше лес был… Вырубили? Но отчего тогда нет следов ни вырубки, ни гари? Словно деревья сами корни из земли вытащили и перебрались подальше, оставив прежде скрытое озеро сверкать зеркальной гладью под чистым небом.
— Не иначе Леший с Водяным поссорились, — пробормотал себе под нос Степан Алексеевич и тут же опасливо огляделся — не услышал ли кто?
На лугу возле озера трое недорослей запускали воздушного змея. Неклюдов присмотрелся внимательнее. Эту привычку — обращать внимание на всё, что происходит вокруг, — исправник приобрёл уже в первый год своей службы в Неблагом уезде. Чтобы знать, на что глаза закрывать, следует эти самые глаза держать широко открытыми.
Странная компания. Тот, что повыше, на студента смахивает — длинноволосый, в наброшенном поверх рубахи куцем, изрядно полинялом сюртуке. И до того бледный, что, кажется, насквозь просвечивает. Уж не чахоточный ли?
Второй, рыжий разбитной коротышка в красном армяке, показался исправнику знакомым. Определённо, этот малый не раз и не два мелькал на ярмарке в Пустовойске. На воровстве пойман не был, но что пройдоха и плут — на лбу написано.
А вот третий, сразу видно, барчук. Сапожки новенькие, шаровары плисовые, сюртук из аглицкого сукна, фуражка с блестящим козырьком. Видать, гимназист на каникулы к родственникам приехал. Уж не воспитанник ли господина Ардагова? Вроде, его усадьба недалеко отсюда? Как раз за рощей, если на перекрёстке налево свернуть… А не навестить ли Мидира Гордеевича? Он, правда, в Пустовойске редко появляется и с уездным дворянством особой дружбы не водит. Всё больше в стороне держится. Но, со стороны-то, как говорится, виднее. Авось, что и присоветует. Тем более, что слово господина Ардагова — не пустой звук. К нему даже Элис Робертовна прислушивается.
Приняв решение, исправник хотел было окликнуть гимназиста, предложить подвезти, но глянул лишний раз на его бледного приятеля и передумал. Русальская неделя — не то время, чтобы заговаривать с гуляющей по лугам молодёжью. Особо суеверные крестьяне об эту пору вообще за околицу не выходят. И правильно делают.
Исправник отвернулся от озера и подхлестнул лошадей.
Трое мальчишек, запускавшие воздушного змея, остановились и внимательно посмотрели вслед коляске.
— К Мидиру Гореичу поворачивает, — сказал Анчутка.