А в это время в разорённой Ирландии сидам стало совсем невмоготу. В Неблагом уезде с беспокойством узнали, что старый Дагда собирает остатки своего народа и готовит исход с Зелёного острова. Перспектива нашествия воинственных сидов не порадовала обрусевших фэйри — как благих, так и неблагих. Да и Мидир не испытывал восторга от предстоящего воссоединения со своим туатом.
Бывшего короля всё чаще стали замечать на берегу реки. Местный Водяной был весьма охоч до музыки и азартных игр. Мидир недурно играл на арфе и пел, виртуозно перекладывая ирландские баллады на русский манер. А усладив слух хозяина реки, садился играть с ним в шахматы — по старым правилам, с игральными костями. Сначала на пустяки: жемчужные бусы для русалок, бочку заморского вина, тройку белых коней с золотыми гривами и красными ушами, на которых Водяной давно заглядывался… Раз за разом проигрывая, Мидир безропотно расплачивался. Водяной поднял ставку. И проиграл желание.
Королеве Элис по птичьей почте пришла срочная депеша: сиды погрузились на белые корабли и отчалили в туман, направляясь на северо-восток. А где они причалили — даже птицы не сумели узнать. Сгинула белая флотилия. То ли на дно морское отправилась, то ли на Острова Блаженных. Одно было известно доподлинно: Водяной аккурат в это время куда-то исчез, а когда вернулся, усталый и пропахший морем, больше с Мидиром не играл.
Тилвит тэг переселяться не собирались, но повадились отправлять на воспитание в Неблагой уезд своих младших сыновей и племянников. Особенно полукровок, которых стыдно в приличном обществе показывать.
Вот так и попал на усадьбу Мидира Гореевича Ардагова, как теперь именовался Мидир Гордый, юный Дилан. А после досадной промашки, когда не успел он вовремя перехватить посылку с драгоценными саженцами розовых кустов, Мидир отправил проштрафившегося воспитанника «в люди» — к знакомому колдуну-некроманту.
«Конечно, — с привычной тоской подумал Дилан, — будь я чистой крови, никто бы руку поднять не посмел! С головы до ног бы облизывали… Эх!»
Ноги прели в опостылевших сапогах, набитых соломой, чтобы не сваливались. Но хозяин запретил снимать обувку. Ивану Макаровичу плевать было с высокой колокольни на то, что Дилан ведёт свой род от самого владыки Аннуина. За поцарапанный копытами паркет некромант наказывал безжалостно — отправлял собирать по всей округе дохлятину, а потом вываривать жир для свечей.
«А давеча, — продолжал Дилан письмо, — Степанида Аполлинаровна на шабаш улетела. Так Иван Макарович затеял суккубу вызывать и велел мне пентаграмму начертить. А меня от свечей мертвяцких мутит. Оттого я знаки перепутал, и вместо суккубы инкуб явился. Хозяин на него уставился, глаза выпучив, и аж затрясся весь. Всё, думаю, прибьёт меня. А демон хвостом виляет и улыбается. «Ну, — говорит, — вот он я. Чем займёмся, господин мой?» И тут, как на грех, хозяйка вернулась. Видать, забыла чего-то. Как пентаграмму увидела, так и зашипела гадюкой, которой хвост отдавили. Иван Макарович от неё в угол забился, скулит: «Помилуй, душенька, к чему эта ажитация? Ведь я тебя и подружек твоих порадовать хотел! Мы ведь современные люди, без средневековых предрассудков…» Ну, Степадида Аполлинаровна об его спину помело обломала, а потом оседлала демона и умчалась. А меня хозяин заставил пентаграмму с полу языком слизывать…»
Дилан до сих пор ощущал во рту мерзкий привкус. Но хуже всего было не то, что случилось, а то что ещё предстояло…
«Вот таким манером я здесь второй месяц мучаюсь, как проклятый. И будто этого мало, отправляет меня ныне хозяин искать цветок папоротника. А дело это гиблое, всем про то ведомо. Милый дедушка, ежели я жив останусь, Мерлином тебя заклинаю, забери меня отсюда. Пожалей сироту горемычную!»
Дилан шмыгнул носом, свернул письмо в трубочку, обвязал заговоренным шнурком и сунул в карман. До ночи оставалось несколько часов, но сипухи из совиной почты работали с раннего вечера.
Юный тилвит тэг проверил мышеловку. На его сиротское счастье в ловушку попалась жирная мышь. Дилан сунул её в тот же карман, что и письмо — совы принимали оплату вперёд.
В доме было тихо, только из людской до чутких ушей тилвит тэг долетали шепотки. Слуги сегодня старались лишний раз на глаза хозяевам не показываться. Иван Макарович заперся в своём кабинете, а Степанида Аполлинаровна спустилась в подвал — проверить созревшие зелья. Дилана никто не провожал. Он закинул на плечо загодя собранную котомку, сбросил у порога опостылевшие сапоги и, цокая копытами по мощёной гравием дорожке, потрусил к задней калитке сада. Оттуда вела тропинка прямо к лесу. На опушке, возле раздвоенного дуба, должен ждать Анчутка. Ежели, конечно, не забыл про уговор. А ежели забыл… По спине Дилана побежали ледяные мурашки. Без советов опытного приятеля нечего и надеяться пережить Купальскую ночь.