— Как в Подосинках? Я там служил в это время.
— Может быть, мы и виделись, но я, честно, не помню.
— Где ж тебе помнить? Ты был уже вроде как командир, а я всего мотористом у Васильченко.
— Я и Васильченко не знал тогда… А вообще-то есть желание овладеть современным самолетом по-настоящему.
— Если есть, то приступай, я помогу с удовольствием. Сначала на У-2, а потом на Р-5. Я ведь тоже только что освоил его, хотя, честно признаюсь, летаю на нем без удовольствия. Не по мне этот самолет.
Настойчивость, с которой Новиков, бывший начальник разведки стрелкового корпуса, овладевал летным мастерством, нравилась Птухину, хотя от своего негативного отношения к «пехотным» в авиации он еще избавиться не мог (по крайней мере для истребителей) и считал Новикова удачным исключением.
Проинформировав руководящий состав о вышедшем «Курсе ночной и слепой подготовки летчиков», Птухин свое сообщение закончил словами начальника ВВС Алксниса: «Сдать нелетную погоду в архив истории». Затем предложил остаться только командирам истребительных эскадрилий.
— Откровенный разговор. Чем объяснить, что вы все игнорируете полеты со мной на воздушный бой? Вы что, сговорились? Я планирую бой, а перед вылетом выясняется: один уже улетел, другой подсовывает командира звена, третий выставляет еще какую-либо причину. Я уже по разу слетал со всеми командирами звеньев. Это похоже на организованный бойкот. Как прикажете понимать? — Птухин сидел нахмурившись.
Наступила неловкая тишина.
— Я скажу, товарищ командир, — встал комэск Головня. — Дело совсем не в бойкоте. На нас, командиров эскадрилий, летчики сейчас смотрят как на асов. Воздушный бой вы ведете над аэродромом. Преимуществ нам не дадите. Ну, каково мне на глазах у подчиненных потерять свой авторитет? А что это случится, не сомневаюсь. Сейчас я для них ас, а потом, по вашей классификации, «марала».
— Так я же командир бригады, значит, и должен быть сильнее, — смягчаясь, возразил Птухин. — Решено, будем уходить на бой в зону подальше от аэродрома. Я ведь обязан проверять своих командиров. Но уступать не буду — это ясно. Бой должен быть на полную отдачу, «с перцем». А если нет, то лучше не летать. Вчера во время облета зон видел, как два «маралы» отрабатывали групповую слетанность. Смотреть тошно. Никакой осмотрительности, называется, истребители. Хвостовые номера я передал начальнику штаба. Найти их и обоих ко мне на проверку. Передайте всем летчикам, что я и впредь буду летать по зонам. Варежку не жевать, а крутить головой на все 180 градусов. С такой групповой слетанностью наши истребители никогда не попадут на первомайский парад в Москву. Так и будет летать туда Брянская бригада. Вопрос второй. Нам поставили задачу: подготовить одну эскадрилью на И-5 для отправки на восток. Самолет, сами знаете, ротозеев не любит, поэтому летчиков подобрать лучших, а не наоборот. Не нужно, чтобы нас упрекали в недобросовестности. Лучше сами будем мучиться с плохими. Сроки жесткие. Проверять эскадрилью приедет начальник ВВС округа. И последнее. В конце каждой пятидневки будем проводить соревнования по стрельбе и бомбометанию. Цель — макет паровоза и вагона. Штаб разрабатывает систему награждений, которые будут вручаться прямо на аэродроме. Лучшая премия за прямое попадание. Карикатуры «марал» будут изображены в стенгазете.
Проверять эскадрилью, отправляемую на восток, приехали сам командующий Уборевич, начальник штаба округа Мерецков [К. А. Мерецков — впоследствии Маршал Советского Союза] и новый начальник ВВС округа Локтионов.
— Чем вы объясните большую аварийность на И-5? — обратился Уборевич к Птухину. — Летчики по-разному отзываются о самолете. Что вы скажете?
— Мы его только начали осваивать после И-3. У многих летчиков мал опыт. Самолет строгий. На взлете и посадке сильный гироскопический момент. Если вовремя не парировать, можно сломать шасси или скапотировать. В числе первых в этом убедился начальник ВВС Алкснис…
— Этого момента на И-3 не было? — перебил с ноткой недовольства Уборевич.
— Был, но менее сильный из-за длинного фюзеляжа, более эффективного руля направления.
— А что вы скажете о плоском штопоре самолета? Летчики говорят, из него невозможно вывести и выпрыгнуть тоже.
— Это беда самолета. Со временем выяснят причину штопора и меры борьбы. Пока известны только признаки, по которым можно предугадать штопор, а следовательно, предупредить его.
— Предугадать? А если поздно гадать? Что же вы советуете летчику? Жди терпеливо, скоро конец? А вас самого разве не будоражит жажда поиска? Неужели нужно ждать, когда об этом выскажутся испытатели? А чем они лучше вас, опытных командиров?