- Всему виной моя тупая самоуверенность - обреченно усмехнулся он. – Даже само, выражение (отдал – бы за них жизнь) звучало сейчас, как насмешка – Локоть близок, но его не укусишь, время вспять не повернешь, видно судьба у меня такая. - Еще раз тяжко вздохнул, мотнув головой разгоняя муть, овладевавшую им. Спешить больше было некуда, от него ничего больше не зависело в этой жизни. Как - же превратна судьба, утром еще полный сил, надежд, строящий планы на будущее, теперь сидел и ожидал смерти как избавления. Его знобило, бросая то в жар, то в холод. Ему как наяву грезились, то стужа горевших на закате вершин, то теплый, жарко натопленный дом, как наяву слышались: звонкий смех детей, веселые напевы аульских женщин, вдруг переходивших в вой. «- Вой слабый далекий, вот только волки, когда охотятся, не воют, а ведь они здесь, они охотятся на меня, на меня» - шептал он и, очнувшись, понимал, что вокруг стоит тишина, осознавал, что, несмотря на все его усилия, забывается. Стая должна была быть, где – то рядом. Он то хорошо знал их повадки и был уверен - они давно учуяли его слабость и всем нутром чувствовал их присутствие. Расслабиться сейчас значило, отдать себя на растерзание хищникам, как беспомощный кекилик – перепел, оказавшийся на их пути. Стараясь прийти в себя, с усилием двинул больной ногой, чтобы болью разогнать накатывающую мутную дрему. Хотел встать, но это было невозможно, подумав он решил, что стоя не сможет устоять первому натиску, поэтому решил ждать сидя. Сел так, чтобы хорошо просматривалось спереди, сзади надежно прикрывал валун.
Ночь и темнота наступили внезапно, как это бывает только в горах. И вместе с кромешной темью вокруг заплясало множество парных желтых огоньков - светящиеся множественные огоньки голодных зрачков, наступающих со всех сторон, сжимали кольцо. Теперь Кудайберген был спокоен, в руках был нож, он знал, что стая никогда не нападает на добычу разом. Первый прыжок будет за вожаком, вот с ним - то он и поборется.
- Пусть вожак сам напорется на нож, для этого нужно лишь прицельно подставить нож – старался холодно рассуждать он. – «Глаза трусливее руки, говорят - ишь как сердце замерло при виде стаи» - Разговаривая сам с собой он уже спокойнее мог разглядывать подбиравшуюся стаю: - «Но рука-то и вправду тверда, я ещё вам покажу». - закричал он, погрозив ножом. При этом расположившиеся было уже в отдалении волки вскочили, повизгивая приблизились поближе и в напряжении уставились на него выжидая чего-то.
- Ждёте команду вожака? Ждите, ждите и я буду его ждать. Надо постараться хорошо встретить его. – Говорил он себе уже спокойно без истерики, стараясь не поддаваться чувствам. И вот вожак отделился, это был крупный сильный хищник с еще густой бело – серой шерстью. Какая великолепная шуба могла – бы из него выйти, невольно подумалось ему. Вожак не был тощ как все другие члены стаи, блистая суженными, горящими зрачками – медленно и уверенно выйдя вперед, прошел мимо низко опустив голову и обнюхивая землю и прилег. Он медлил, не бросаясь на него с ходу, видимо, впервые он видел на месте жертвы человека, да еще и облаченного в медвежью шкуру, запах которого все - таки приводил его в замешательство. Но бывалый охотник знал: что это продолжится недолго. Глаза Кудайбергена были устремлены на вожака, голодный волк не будет долго ждать. Бросок его будет стремителен, только бы не промахнуться. «- Вот! Настал и мой черед – не успел подумать он, как последовал прыжок». Уже несшийся на него в прыжке вожак, как будто напоровшись на мощную, невидимую преграду свалился прямо к его ногам.