- Через мгновение Кудайберген, так и не поняв, что произошло, стоял на валуне, высматривая в темноте своего спасителя. Позднее он так и не вспомнит, как забрался на камень. «- Такова тяга к жизни, и до того она сладка. – Цокнет он языком и покачает головой, тщетно стараясь вспомнить, как все это произошло. Давно попрощавшись с жизнью, утратив последнюю надежду на какое ни будь чудо, и можно сказать в какой - то мере уже занеся ногу над пропастью называемой смертью, воспринимал настоящее так, как будто – бы все это происходило не с ним. Он не помнил, как прозвучал выстрел, как что – то твердое ткнуло в плечо, как ухватился за дуло ружья и не почувствовал ни боли, ни запаха, паленного от ожога на ладонях. И как какая – то неведомая сила, еще жившая в нем после всех этих мучений, подбросила вверх. Даже боль, уступившую этой силе, вновь почувствовал, уже стоя перед своим спасителем. Боль - выкручивающая все жилы из сердца, из мозгов, из души возвратили к действительности. Ноги подкашивались, силы, поддерживавшие его во время опасности, внезапно оставили, и он тут – же опрокинулся навзничь, чувства загнанные в недра души и сознания овладели им. «- Я буду жить…! Я буду жить! О Аллах Всевышний, Всемилостивый! Не оставил меня, не осиротил моих детей». Шептал он, еле шевеля губами и не чувствовал, как слезы текут по щекам, по вискам – благо темь скроет ему эту слабость, думал он. Оказавшись в безопасности, расслабился - рассчитывая на сочувствие и помощь.
Но из темноты послышалось; - «Ты чего старик плачешь что ли? - Голос без малейшего намека на сострадание с долей насмешки, разом отрезвили его от грез. - Что за чертовщина? Человек ты или черт, помоги хоть сесть. – Хотел сказать он, но услышав дальнейшие слова осекся. – Старик меня можешь не благодарить, - язвительно усмехнулся тот, сев на корточки перед ним. – Помолчав сказал – Считай, что ты сам себя и спас, я давно слежу за тобой, если – бы ты эти слезы лил внизу стоя перед хищниками, я бы и рукой не пошевелил чтобы спасти тебя. Я видел, как ты хотел убить себя, но ты ничего… выдержал! – Кудайбергену даже показалось, что тот ухмыляется, он был ошеломлён. Не успел он опомниться и придумать что ответить, как тот порывисто встал, и через миг исчез в темноте, оставив за собой только отзвуки выкрикнутых последних слов и скрипа снега под ногами. Сбитый с толку поведением незнакомца Кудайберген поняв, что опять брошен на произвол судьбы возмутился:
- По голосу кажется молодой, но, сколько в нем сарказма обращается ко мне на «ты», да еще и усмехается. Человек попал в беду, терпит такие страдания и что – же теперь его нужно больше унизить и оскорбить? – Кудайберген был возмущен поведением незнакомца до крайности. – Разве так поступают горцы? – вырвалось было у него, но поняв, что некого корить и некому слушать его стенаний смолк».
Опять оставшись наедине с изматывающей болью, совершенно обессилев от усталости только теперь заметил, что промокший ватный чапан его, на обдуваемой со всех сторон глыбе, стал быстро леденеть, обездвиживая его и без того скованное болью тело. Медвежья безрукавка его, где - то затерялась и поискать хотя – бы даже глазами не было ни сил, ни желания. Отчаяние, владевшее им до сих пор, уступило место накатывающей, убаюкивающей дреме, ошалело - застывшее сознание, уставшее от потрясений дня, не воспринимало ни крика души, ни боли истерзанного тела им овладело бесчувствие. Лежа на глыбе и замерзая, он в очередной раз прощался с жизнью.
Гигантский матерый волк преследовал Кудайбергена, как какое – то наваждение то и дело, не давая оторваться, хватал его за ногу – «но я же убил тебя, и сам умер - кричал он, тщетно пытаясь убежать. - Неужели и в загробной жизни мне не отделаться от этого волка, впился в ногу и хочет оторвать – ужаснулся он. В одно время волк и боль слились воедино, и начали таскать его по твердой земле. – Вожак преследует меня на том свете – ахнул он, желая отдернуть ногу, но серый намертво ухватившись за стопу яростно и злобно сверкая глазами, не мог достать до бедра». И вдруг огромный волк изловчился, схватил острыми клыками за колено и рванул – дикая рвущая боль, пройдя через пах, сердце и мозг прорвался диким воплем в мертвую тишину. Кудайберген дико кричал, рвущая боль не унималась, а волк смотрел на него лежа прямо на нем и ухмылялся, своим весом, не давая ему даже шевельнуться. Но в какое – то время, к великому его облегчению, почему – то волк, передумав расправиться с ним, соскочил с него и все время, оглядываясь медленно ушел, оставив в покое ногу. Кудайберген решил затаиться. И тут, его слух выхватил из темноты потрескивание горящих хворостинок, звуки жизни, уюта, тепла. Открыл глаза и облегченно вздохнул «- Надо – же бред, а волк как наяву. – Полежав и окончательно придя в себя, заметил – что ему тепло, он был укрыт своей медвежьей безрукавкой, рядом потрескивал догорающий огонь и главное больную ногу кто – то там перестал тормошить, боль потихоньку начала затихать. – Слава Аллаху! Есть добрые люди, - расслабленно подумал он и крепко заснул».