… — А тот вечер… Выпускной вечер ты хоть помнишь? — спросил неуверенно Сеня.
Они стояли возле машины. Когда Иващенко и Додя Бурлак ушли, Сеня зажег фары; бледный свет падал на Нехамку, на ее загорелое лицо, голые руки, на черную косу, переброшенную через плечо. Сеня смотрел на нее с восхищением, все еще не веря, что это она — та, из-за которой он столько пережил, о которой так часто думал.
— Нехама… — сказал он тихо.
— Что?
— Ты меня, наверное, совсем забыла? Она молчала.
— А я помню все… Степь. Ту лунную ночь… акации у дороги… Я помню даже белый воротничок на твоем платье. И…
— Что — и? — с любопытством взглянула на него Нехамка.
За время, что они не виделись, парень стал выше ростом, шире в плечах. Нехамка поймала себя на том, что ей хочется протянуть руку и дернуть Сеню за кудрявую светлую прядь, лихо свесившуюся ему на лоб.
… Ну что ж, быть может, эта встреча, когда так тяжело на сердце, ей предназначена судьбой? Вова не пишет, должно быть сердится… не хочет и думать о ней. Что ж, теперь она может не думать о Вове. И все же ей было не по себе.
Нехамка встретила Сенин взгляд и смущенно отвернулась.
— Что же ты молчишь? — спросила она.
— Так.
— Не хочешь сказать?
— Сама знаешь… — он нерешительно взял ее за руку.
Нехамка почувствовала, что его пальцы дрожат и ей это приятно. Она быстро отняла руку.
— Говори же. Расскажи хоть о тайге.
Сеня огляделся, прислушался: не приближаются ли шаги, не возвращается ли старик, который провожал Иващенко? Ему хотелось, пока они вдвоем, спросить у Нехамки, почему она тогда удрала от него, он столько думал об этом с тех пор, так и не мог понять причины, а главное, не знал, захочет ли она теперь с ним встречаться.
— Почему ты молчишь?
— Вот что, Нехамка… Я хочу спросить у тебя…
— Погоди, — перебила его Нехамка, подняв голову. — Слышишь?
Нехамка увидела в небе быстро надвигавшуюся звездочку.
— Самолет, — воскликнула она, — он летит сюда… погаси фары, скорей!
— Это наш, — успокоил ее Сеня, но фары все-таки погасил.
Стало очень темно.
— А может, фашистский?
Гул все нарастал. Самолет пронесся над их головами по направлению к немецкому селу Блюменталь.
— Посмотри, он, кажется, спускается! — испуганно вскрикнула Нехамка и бросилась бежать.
— Куда! Нехама! Куда ты бежишь? Сеня догнал ее.
— Мне кажется, он сел… в балке…
— Да улетел он. Это наш.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю.
— А вдруг… Пойдем посмотрим.
— Ну пойдем.
Сеня готов был идти с Нехамкой хоть на край света. Все равно ему не починить мотор, пока не станет светло. Они прошли мимо высокой скирды соломы и, осторожно ступая по травянистому склону, спустились в блюментальскую балку.
Было тихо, одуряюще пахло степными травами. Нехамке захотелось посидеть на мягкой траве, но Сеня крепко схватил ее за руку. Она вырвалась.
— Уйдем отсюда… Сеня молчал.
— Ну идем! — повторила Нехамка.
— Подожди… — Он опустился на землю. — Послушай, что я тебе скажу… Сядь… Как тут хорошо…
Нехамка не слышала. Откинув голову, она задумчиво смотрела в темноту.
Погода вдруг переменилась. Похолодало. Налетел сильный порывистый ветер. В одну минуту небо покрылось черными тучами.
— Посмотри, что делается! — воскликнула Нехамка. Сеня неохотно встал,
Резкая короткая молния на мгновенье осветила небо, зажгла края набегающих туч. Прогремел гром.
— Быстрее, Сеня, — торопила Нехамка, — сейчас хлынет дождь…
Они побежали.
Ветер все усиливался, хлестал в лицо, трепал волосы, платье шлепало Нехамку по босым ногам.
Они были уже неподалеку от высокой скирды, когда сверкнула молния, грянул гром и с шумом обрушился па землю холодный ливень. Они бросились к скирде.
Там оказалось небольшое углубление. Тяжело дыша, Нехама и Сеня забрались поглубже в темную, душную нору.
Сверкали молнии, вспыхивали черные тучи, тяжелые раскаты грома следовали один за другим. С каждой минутой дождь все сильнее барабанил по скирде, сырой холод проникал и сюда, в нору. Нехамка плотно обернула платьем обнаженные ноги и придвинулась к Сене.
— Тебе не холодно? — спросил он тихо.
— Нет, нет… — Она обхватила себя руками и, затаив дыхание, слушала, как бушует в степи гроза.
«Ну и ливень, — думала Нехамка с огорчением. — Кукурузе-то ничего не сделается, а пшеница…»
Сеня был доволен, что их застигла гроза. Ему хотелось, чтоб дождь лил, лил без конца. Так хорошо было здесь, в темном, сухом укрытии, он чувствовал рядом Нехамку, вдыхал запах ее волос, они касались его щеки. Сидеть ему было не очень-то удобно, но он боялся пошевельнуться, чтобы она не отодвинулась от него.