Ходьба стала его путем, и он не обращал внимания на голод, и смотрел, как земля отвертывает спину свою от солнца. Чистая тьма еще где-то в двух часах, а он уже не думал ни о чем другом, кроме как о еде. Холмы скатывались вниз, и в фиалковом свете углядел он сельский дом, слабо и тускло белый на ляжке горки. К нему и направился, пока не подошел близко, а потом пригнулся пониже и сорвал камышину пожевать. Понаблюдал и не заметил вообще никакого движения, но услыхал крики детворы из-за дома, и подождал. Сумерки настоялись покрепче, и он подкрался к домику и скользнул задвижкой, открывая дверь хлева. Спекшийся запах плесени и паутины, да высокий хребет торфа, да лошадь сопит. Он пошарил вокруг, нашел какой-то овес. До пояса ему высились тюки соломы, и он залез на них, и лег, и укрыл себя. Сон упал на него быстро, темный и без грез, а просыпался он время от времени под шаги снаружи и потом задремывал опять. Вот проснулся и понял, что кашляет, и закопал предплечье свое во рту. Перед ним медленно открылась дверь. Детка.
Туда, где лежал он, падал малый свет, и перестать кашлять он не мог, и она увидела, где он, и встала перед ним, все личико сплошь сопли и грязь, да в глазах бесстрашное любопытство. Повернулась и выбежала, и он проклял свою удачу и не шевельнулся, но фигурка вернулась к двери с еще одной. Первая детка подошла, и он поднял голову, и скорчил рожицу, и оттопырил ушли, а детка хихикнула, и он приложил палец к губам, и шикнул на нее, и улыбнулся, и она улыбнулась в ответ и тоже приложила палец к губам. Другая детка повернулась и пропала, и он понял, что теперь ему нужно уйти, но не успел и шевельнуться, как услышал снаружи шаги, и в дверях уже полный силуэт мужчины. Мужчина увидел чужака и выпустил вопль, что вышел полуприглушенным от страха и удивления, а когда Койл подскочил, человек потянулся к вилам у двери. Очерк перед мужчиной вскочил и свалил его наземь, биенье конечностей, и вот уж Койл выпрямился с вилами в руке. Подошел к лошади, и пошарил, нет ли седла, и нащупал его вслепую, и потянул за него. Что-то лязгнуло, когда оно упало, а от мужчины донесся слабый стон, и Койл бросил седло валяться там и вывел животину, которая, как увидел он, оказалась пони, и направил ее вокруг упавшего и вон из амбара. Затем остановился, и повернулся назад, и нагнулся над мужчиной, и взял его шляпу, валявшуюся на полу, и надел ее себе на голову.
Я тебе отплачу.
Он встал во дворе и сел верхом на пони с разбегу. Животина была кожа да кости, ребра впились в него, и он потуже сжал колени. Детка смотрела на чужака, но уже не улыбалась, и он почуял, как широко раскрытые глаза ее бурят ему спину, когда стукнул лошадку пятками и скрылся в вечерней тьме.
Всю ночь ехал он верхом на пони, руки сцеплены на тусклом тепле животины, ум соскальзывал в дремоту. Не было у него имен для тех мест, по которым путешествовал он, ибо не шествовал он ни по какому пути, человек, торящий собственную дорогу сквозь пустоши, по каким никого не заботило ступать, донеголское болото раскинулось свивальниками безразличья, насколько в потемках хватало глаз. Луна боролась с тучами, и медленным был труд ее в том нимбовом свете, животина нестойка на мху, изъязвленном ямами, и не проявляет ни малейшего намерения делать то, к чему ее понуждают. Заколдована, должно, ибо держала правее, а не прямо, или же давала понять, что сама себе хозяйка и намерена описывать некий громадный круг по неведомым вселенским причинам.
Луна скользнула за облачную стену. Вокруг него земля, скрытая пеленами нескончаемой черноты, как будто вывернули ее наизнанку, и глаза его надсаживались в немую пустоту, но за что было там зацепить глаз, холмы под накидками своими незримы, звезды все пали с небес в этом бесовском бессветье. Двигался он дале в надежде и решимости, а когда полило, крепче обнял животину и помолился, что едут они в нужную сторону. Пони сбавила ход, а затем и вовсе остановилась, и он пристукнул ее пятками по легким, и она вновь пошла, с неохотой переставляя ноги, а потом опять остановилась, и он с ней еще немного посражался пятками. Мир безмолвен, только лошадка дышит, да ветер вздыхает, да еще он костерит клятую темнотищу.
А потом луна выпросталась из туч, и в почти-свете сумел замерить он расстоянье от линии холмов, где они оказались, и насколько далеко сбились с пути. Пони по-прежнему вело правее, а он все гнул ее прямо, но ум у него отплывал, и его забирало сном, а потом он встряхивался, просыпаясь, и оказывалось, что лошадка возобновила свой странный правый ход.